Диктатура пролетариата - Олаф Брок

Политическая экономия.

Программа последнего из названных экзаменов в мае ещё была не разработана. Что касается остальных предметов, не буду утомлять читателя описанием требований и учебников. В среде норвежских студентов они бы неминуемо привели к забастовке, а у выделяющих денежные средства норвежских властей вызвали бы решительный отпор. К услугам наших марксистских профессоров – конспект по «истории социализма» (программа профессора Святловского). Сомневаюсь, что им самим понравилось бы сдавать экзамены по всему тому материалу, который вошёл в эти 27 лекций.

А ведь всё это непосредственно затрагивает студентов, которые по новой системе могут поступать в вузы в 16 лет и уже через три года должны оканчивать обучение… Разумеется, часто студенты не готовятся как следует к экзаменам по этим предметам; мы ведь знаем молодёжь. Они умудряются сдавать экзамены относительно легко; однако могут и провалиться на совершенно поразительных вещах. Уже полно анекдотов на эту тему. Одного студента спросили, где живёт Ленин. В результате наивного ответа «в Кремле» студент завалил экзамен; на самом деле он должен был сказать: «В сердцах русского народа».

Повторю еще раз сказанное прежде: даже те люди, которые в профессии уже давным-давно, особенно преподаватели, проходят теперь «переподготовку» на специальных курсах и, возможно, сдают экзамены, чтобы получить одобрение для работы в условиях новой системы. Находчивость пригодится и здесь, чтобы суметь ответить на довольно-таки казуистические вопросы. Приведу следующий анекдот: «Что Вы сделаете, если произойдёт переворот против действующего строя?» Ответ «Я даже представить себе этого не могу» был встречен отлично; экзаменуемый был признан полностью компетентным.

* * *

Но если вам хочется увидеть средневековый мрак и отсутствие интеллектуальной свободы, преследование людей и мнений в полном расцвете, то необходимо посмотреть, как большевики наводят порядок в рамках учебных дисциплин и персонала вузов.

И вновь надо провести границу между техническими, естественнонаучными и граничащими с ними предметами, с одной стороны, и гуманитарными предметами, такими как юриспруденция, философия и история – с другой. Что касается предметов первой группы, здесь понятия из «максим» новой веры не могут глубоко укорениться; здесь новое мировоззрение, напротив, вынуждено искать поддержки. Например, несмотря на нужду, прилагаются большие усилия, чтобы обеспечить выдающихся деятелей науки средствами на поездки и тем самым показать миру тот янусов лик, который защищает культуру. Вторая группа предметов, напротив, представляет собой благодатную почву для насаждения правильной веры. Юриспруденция и так по природе своей имеет догматическую структуру, а отныне её основная задача – стать средством принуждения в руках правящего класса. Но по сути то же самое происходит и с философией и историей; здесь тоже речь идёт о том, чтобы привести всё в соответствие с вероучением и интересами власть имущих; я ссылаюсь на раздел, посвящённый мировоззрению и науке.

«Представляет важность изгнание философско-идеалистического подхода к вопросам как из области психологии, так и из истории философии».

«Всё отделение (историческое) должно быть ориентировано на решение единственной задачи: подготовки марксистских преподавателей и историков».

Это цитаты из образовательной программы одного провинциального университета. Можно сравнить их со следующими высказываниями, взятыми мною на заметку с конференции в партийной школе «Коммунистический университет имени Я. М. Свердлова» в Москве: «Для нас вопрос заключается, собственно, в том, чтобы представить различные дисциплины в свете исторического материализма,… показать, как надо использовать дарвинизм в изучении естественной истории, в биологии и т. д.».

Каковы же методы осуществления этой программы? Не будем останавливаться на том, что повсеместно второсортные специалисты, так называемые «маргариновые профессора», вытесняют более хороших учёных по той причине, что первые – люди правильной веры, а также по той, что вузам навязывают «красных профессоров», отчасти чтобы было кому преподавать коммунистическую теологию – иногда это «странствующие» преподаватели из Института красной профессуры в Москве, отчасти для того, чтобы внедрить в профессорскую среду компонент пропаганды. Но травля тех профессоров, чей предмет или убеждения не «угодны» системе, приходятся «не по нраву» тому или иному представителю большевистской власти, – просто варварская, ещё более варварская оттого, что представляет собой бесстыдное продолжение и развитие того же самого, что ставили в укор царской власти. В терновый венец мучеников свободы науки и свободы мысли вплетаются: соображения выгоды (на то или иное нет «средств»), догматическое притеснение учебных дисциплин, низкое преследование людей, подлая политическая и личная месть.

Если посмотреть список профессоров, которых изгнали из страны прошлой зимой, то их сфера деятельности и имена скажут о многом.

В середине мая был закрыт факультет общественных наук в Воронеже, специализировавшийся на юриспруденции. Согласно полученным мною сведениям, местные профессора преподавали в духе, не соответствующем русскому коммунизму, у них были контрреволюционные взгляды – иными словами, они были не угодны, нужен был коммунистический аппарат. Около 350 студентов были безжалостно выброшены со своего поприща, доступ к высшему образованию для них с тех пор закрыт. В другие вузы они попасть не могут, потому что у них нет средств на переезд или потому что их туда не берут, отчасти по причине переполненности вузов, отчасти потому, что места предоставляются лишь тем, кого «направляют» из коммунистических кругов. Часть преподавателей оказалась без средств к существованию, даже без пенсии; для остальной части большевик-сатрап нашёл другое занятие.

Прямо перед моим отъездом из России ряд профессоров юриспруденции и истории Петроградского университета, включая тех, чьи имена послужили бы украшением любого центра науки и образования, был «отстранён от преподавания».

Таковы всего-навсего обыденные примеры из жизни страны.

Что же происходит дальше с уволенными преподавателями? Можно ли предположить, что если над ними смилостивились и не выслали из страны, то теперь им можно беспрепятственно уехать в какую-нибудь страну, где они смогут свободно продолжать свою деятельность, преподавать, работать среди той молодёжи, которая под влиянием событий была вынуждена уехать за рубеж? Нет, среди них есть подозреваемые, которые, будучи совершенно нищими, представляют собой тем не менее опасные остатки империалистической и контрреволюционной ереси, они должны умереть духовно и, по возможности, физически, их должен удушить тюремный воздух большевистского государства, у них не будет даже самой маленькой пенсии, им запрещено преподавать, по возможности им также закрывают доступ ко всякой другой оплачиваемой умственной работе, уехать из страны им мешают, – речь идёт, во всяком случае, о тех людях, которые не настолько известны, чтобы подобное положение вещей не произвело «неудачного впечатления» на снобистские буржуазные страны Запада.

По сравнению со всем этим покажется сущим пустяком то, как в июне проводили «чистку» в архивном ведомстве Петрограда, в результате чего заставили уйти в отставку замечательных историков, таких блестящих специалистов, как Платонов и Пресняков. На ведущие должности потребовались новые люди, например некий господин З., которому было не более 23 лет. Что касается квалификации, то у него всего лишь был сдан экзамен, за ним не числилось ни одной научной работы, однако в двадцатилетнем возрасте он в течение года проработал в университете в качестве коммунистического «комиссара»…