Сказание об Иле - Альберт Иванович Калинов

внутрь дыханием, пушинка проследовала за струйкой воздуха и оказалась в том отверстии, что имел любой, хоть сколько-нибудь достойный нос.

Пышущий юной зеленью мир, сотряс человеческий чих:

– А-а-ачха!

Сенака открыл глаза. Как любой бескрылой бабочке, ему не оставалось ничего другого, как подняться на ноги.

На его теле не было даже царапины. Сенака совсем не помнил своего падения и в общем-то сносно чувствовал себя. Все было в общем-то неплохо, наверное ровно так, как и должно быть, но вот только одно… Память. Вернувшаяся из темноты вместе с сознанием, она нещадно мучила его: «Где Илея? Как найти ее? А тот, что провалился вместе с ним в бездну, жив ли? Уцелел иль сгинул навсегда?» Сомнений в том, что Ул погиб, не было бы, если бы не его собственный пример. Ведь он-то жив-здоров, и ни ссадины на нем, и это после такого падения… Где теперь искать спутников? Ответов не было, и рыбак не нашел ничего лучшего, как оставить все мысли на потом. А сейчас он пошел туда, где долина, отчерченная высохшим руслом, сначала расширялась, а затем вытягивалась в зеленую ленту. Она пропадала из виду лишь в самом низу, у основания горной гряды, между верхушек деревьев. Недалеко у подножия стояли в ряд, раскинув пушистые лапы, молодые кедры. В надежде подкрепиться к ним рыбак и свернул. Под кедрами на скатерти из хвои и веток предлагались завтрак, обед и ужин всем, кто был не больше горностая. Устроив пир, лузгали тут смоляные шишки мелкие зверьки и птицы. Коль юркий ты и быстрый, орешки получишь как долгожданный приз. Малюсенькие зернышки были нарасхват, и шустрые лапки, коготки и клювики тянули их из смолянистых чешуек подальше от посторонних глаз в дупла, норы, под пни и в щели, в любые укромные места. И здесь в тени, на усеянной липкой шелухой земле, тоже был припрятан кедровый клад. Лесная кладовая опустошалась и пополнялась вновь. Все шло по кругу, как и всегда, покуда кедры рождали и сбрасывали свои плоды. Сенака знал про эти хитрости и был уверен, что там он подкрепится. Ведь все припасы остались с Илеей.

Ему пришлось немало потрудиться, прежде чем нашел он первую не ошелушенную шишку. Так бы и пришлось перетряхивать этот обжитый жуками и личинками ковер из старой шелухи, если бы вдруг несколько свежих смоляных плодов не упали сверху Сенаке под ноги. В решимости присвоить их он быстро наклонился и сразу же получил удар. По его спине прошлись как по барабану. Да так, что, получив увесистую оплеуху, Сенака был вынужден ретироваться и с опаской поглядывать наверх. И не зря, шишки все продолжали падать. Наблюдая за этим, Сенака пришел к выводу, что он здесь не один. Сверху на раскидистой верхушке, укрывшись за кедровыми лапами, кто-то ловко орудовал, упражняясь в сбивании шишек. Вот рядом, всего лишь в шаге от него, пробившись через кедровый лапник, еще одна упала. Затем наверху послышалась возня, а следом несколько обломанных ветвей повалились вниз. Сенака слышал, как старательно, но неуклюже спускался тот, кто был на дереве. Рыбак притаился.

«Уж не медведь ли?» – подумал он.

Взъерошенный, измазанный смолой и пропитанный кедровым духом, на землю спрыгнул Ул.

Не описать той радости, что сопровождала встречу товарищей. Казалось, от этих криков и объятий еще чуть-чуть ― и кедры вовсе сбросят все оставшиеся шишки.

– Ты цел? А я уж думал… – горланил Сенака, хлопая Ула по плечу.

– Как ты нашел меня? И где Илея? Пойдем же к ней скорей! – радостно тряс за плечи тот Сенаку.

– Я свалился вниз за тобою следом, когда пытался удержать тебя, – изменившись в лице, ответил рыбак. А затем уселся на землю и с грустью добавил: – Илея осталась там… Нам не найти ее теперь.

– Где там? – Присев напротив, Ул заглянул приятелю в глаза.

На что Сенака лишь пожал плечами.

Они поочередно рассказали друг другу, как оказались здесь.

Ул очнулся в кедровых ветках. И он за это благодарил судьбу, ведь именно они смягчили его падение.

– Нет… – не соглашался с ним рыбак. – То было не падение…

– А что же тогда? – отчищая одежду от шелухи и прилипших веточек, удивленно округлил глаза Ул.

– Не знаю… – снова пожал плечами Сенака.

Несколько следующих дней друзья бродили по близлежащим горам в поисках пути туда, откуда свалились.

Где им искать Илею? Это был вопрос вопросов, не дававший им покоя ни днем ни ночью. Не имевший очевидного решения, он заводил все мысли в тупик. А следом, уже в который раз, по кругу, один вопрос сменял другой: возможно ли теперь вернуться назад? как должна выглядеть стена отсюда, с того места, где они пришли в себя? и можно ли назвать стеною то, с чем они столкнулись там? что было с ними? падение? полет иль наваждение? а если не падение, то сколько длилось наваждение их?

И, оставшись без ответов, надеясь на чудо, друзья продолжали идти вперед.

В бесплодных поисках Сенака уже почти потерял надежду. Он был подавлен и удивлен немало еще и тем, что, хоть убей, по прежнему не узнавал этих мест. И, всматриваясь вдаль с вершины, глядел Сенака как будто новыми глазами на те места, которые он должен знать. Он стал угрюмым и как будто сник. Не ел, молчал и, лишь вставало солнце, отправлялся дальше в путь. Забираясь на очередную гору, Ул подбадривал друга, как мог:

– Смотри туда! Как будто вот та гора похожа на ту, что ищем мы…

Сенака же лишь пожимал плечами.

И так, проделав долгий путь, эти двое снова оказались в той долине, из которой его и начали. Все те же кедры встречали их у гор.

Без сил свалились друзья на траву. Отчаяние, подкравшись тихо, их разум совращая, нашептывало им: «Все зря, бесполезно, тщетно, бессмысленно, нет выхода и не найти Илею им».

– Мы отдохнем и снова пойдем искать, – сказал Ул, не поднимая головы.

– Мы обязательно… Пусть… вся жизнь… найдем ее… – как клятву, пробормотал Сенака эту несуразицу, и следом сознание погрузило его в сон.

Когда Сенака проснулся, Ул уже был готов продолжать путь.

– Пойдем! – позвал он приятеля.

Сенака встал полный решимости отправиться вперед. Но прежде, вскинув голову, через едва разомкнутые веки взглянул на залитое синей краской небо. Вздохнув полной грудью и ощутив, как приятная прохлада, вперемешку с теплым ароматом трав, наполнила его легкие, он окинул взглядом знакомый пейзаж. Слух наполнился уже забытым стрекотанием кузнечиков, жужжанием пчел и мух. Бабочки… теперь Сенака