Ложь во благо, или О чем все молчат - Диана Чемберлен

– Пошли. – Он приобнял меня за плечи. Мне оставалось надеяться, что Сандра сочтет нас счастливой парой, хотя я в этот момент счастливой себя не чувствовала.

– До бала в загородном клубе остается меньше двух недель, – напомнил он мне за кукурузными оладьями в отдельной кабинке в «Куперс». – Ты успеешь купить себе платье и сделать прическу?

Я улыбнулась, радуясь, что буря между нами миновала.

– Вижу, ты ждешь не дождешься этого события, – сказала я. Дня не проходило, чтобы он не вспомнил про предстоящий бал.

– Для меня это первая возможность похвастаться новобрачной, – сказал он.

– Какой ты милый! – сказала я. – На следующей неделе у нас с мамой запланирован забег по магазинам. Заодно сделаю себе прическу. Даю слово! – Я знала, что мне сильно повезло: мужу были небезразличны мои наряды и прическа. Большинство не обращает на это внимания. – Как мне больше идет: с распущенными волосами или с поднятыми наверх?

– Наверх, – уверенно ответил он. – Так еще сексуальнее. – Он потянулся ко мне и погладил меня по голове. – У тебя красивые волосы.

– Даже после напряженного рабочего дня?

– Даже, – подтвердил он.

Официантка поставила перед нами тарелки. Роберт взял бутылочку соуса с барбекю и стал поливать им свою свинину.

– Так чем ты сегодня занималась? С тобой ведь уже не было начальницы?

– Все было хорошо, – ответила я, пробуя сладкий холодный чай. – Даже очень! Сначала мне было не по себе в одиночестве, но потом понравилось. Я отвезла одежду одной семье. Обувь для мальчишек. – Я подумала, что он представил себе маленьких мальчиков, а не трех здоровенных цветных парней, сперва нагнавших на меня страху. Что ж, пускай… – Я хорошо потолковала с их матерью. Перед этим встречалась с владельцем фермы, чтобы начать готовить досье одной подопечной для евгенической программы. Он мне помог. – Я поднесла ко рту вилку с салатом. – А потом была встреча с той самой подопечной.

– Что-то не так?

Вилка замерла в воздухе.

– Ты о чем?

– Когда ты сказала «подопечная», на твое личико легла скорбная тень.

– Правда? – Я положила вилку, тронутая его неравнодушием к моим переживаниям. – Ну… – Я наморщила нос. – Кажется, эта история начинает вызывать у меня сомнения.

– Что именно?

– Все сразу. Помнишь, я рассказывала, как Шарлотта устроила стерилизацию семнадцатилетней девушке?

– Помню. Теперь тебе предстоит заняться тем же с ее сестрой. Речь же о ней?

– Именно. Они такие бедные, Роберт! Девочке всего пятнадцать лет, а она уже глава семьи. Так мне, во всяком случае, кажется. Все лежит на ее плечах. Ее бабушка – маргинал. Сестра…

– МАРГИНАЛ? – Он приподнял брови и улыбнулся уголком рта.

– Ну вот, я уже набралась жаргонных словечек! – сказала я со смехом. Я была счастлива, что это слово слетело с моего языка само собой. – В общем, не семья, а одна сплошная проблема. – Я откусила кусочек острого мяса, вспоминая, как Айви назвала Шарлотту волшебницей за то, что та знала о необходимости удалить Мэри Элле аппендикс. От одной мысли об этом обмане у меня пропал аппетит, и я опять опустила вилку. Мне не хотелось рассказывать об этом Роберту. Он бы сказал, что это неэтично, и мне пришлось бы защищать Шарлотту и все наше управление, а разве я смогу их защитить? Я не располагала всеми фактами. – У маленького сына старшей сестры сыпь и зуд, и мамаша по ошибке намазала его мазью, которую бабка употребляет от артрита.

– Ты шутишь! – У него отвисла челюсть. – Бедный ребенок!

– Возможно, его придется вообще забрать из семьи, – продолжила я. – С другой стороны, все они души в нем не чают. Мне этого ужас как не хочется.

– Да, но на первом месте стоят интересы ребенка. Джейн. В следующий раз возможна ошибка пострашнее.

– Знаю.

Он подлил себе еще соуса.

– Похоже, в этой семейке хорошо бы кастрировать всех, – сказал он. У меня создалось впечатление, что он не шутит.

– Понимаю, в некоторых ситуациях от евгенической программы бывает много пользы, но в случае этой девочки я так не думаю. – Я гоняла по своей тарелке салатный лист. – Я ставлю на ее место себя. Не хотелось бы мне, чтобы кто-то так распоряжался моей жизнью!

Он поставил соус на стол.

– Как ты можешь такое говорить? Ты-то живешь в Хейс-Бартон, а она – у черта на куличках, с тронутой мамашей, сестрой-идиоткой и братишкой…

– С бабушкой. С племянником, а не с братом. У ее сестры двухлетний…

– Это неважно, Джейн. Сравнивая свои обстоятельства с их, ты оскорбляешь меня. Я стараюсь обеспечить нам хорошую жизнь. У нас прекрасный дом и все удобства, каких только можно пожелать. Как ты умудряешься сравнивать себя с ними?

– Прости, если ты понял мои слова так, что я не ценю твои усилия. – Я опустила руки на колени и стиснула их. – Я люблю наш дом и все остальное, но речь не об этом, а о… – Как заставить его понять? – Она очень-очень бедная. Между нами нет ничего общего. Но она – человек. Все, с кем я работаю, – тоже люди. Такие же, как я.

– Нет, не как ты.

Я начинала сердиться.

– Да, как я. И как ты. Они люди, мы тоже. Все мы люди. Мне неважно, сколько у них или у нас денег, какого цвета у них кожа, что у них с умственными способностями. Когда я говорю, что сравниваю себя с ней, это значит, что я вижу девушку-подростка с сестрой, которую она любит, о которой заботится, вижу, как она пытается понять саму себя, свои желания и…

– Послушай, Джейн. – Его голос был гораздо тише и спокойнее моего; я поняла, что раскричалась. – Все это никуда не годится. Ты не годишься для этой работы. Не веришь мне – поговори со своей начальницей или кто там сейчас у вас главный. Они скажут то же самое, что говорю я: что ты принимаешь этих людей слишком близко к сердцу. – У него побагровели щеки. Таким я его еще не видела. – Ты слишком добрая, поэтому слишком остро реагируешь на их проблемы. Это нехорошо для тебя, нехорошо для НАС.

– Нет, это ты послушай, – сказала я, стараясь, чтобы мой голос звучал так же разумно, как его. – Это был мой первый самостоятельный день, и, возможно, меня занесло. Дальше все пойдет как по маслу.

– Нет ни единой внятной причины, зачем тебе этим заниматься.

– Все будет хорошо, – повторила я. Впредь я не стану делиться с ним происходящим у меня на работе: это небезопасно и огорчает нас обоих. – Давай сменим тему.

– Хорошая мысль, – сказал он.

Но нам обоим больше нечего было сказать, и мы доедали барбекю молча.

Я знала, что значит «играть с огнем», знала, что мы с Генри Алленом занимаемся именно этим. Без десяти девять я уже ждала его у ручья, комкая в ладони записку, которую он мне оставил утром. «Они едут на церковный ужин, – написал он. – У ручья в девять». Я прибежала с чувством, что мы с ним рискуем всем ради того, чтобы быть вместе. Всю прошлую неделю мы не смели даже смотреть друг на друга. Я боялась, что больше этого не вынесу, поэтому, увидев белый клочок бумаги под заборным столбиком, чуть не подпрыгнула от радости.