Улыбка Афродиты - Стюарт Харрисон

По выражению ее лица я понял, что он сказал правду. Феонас встал из-за стола.

– Конечно, я не отрицаю, что отношения с Ирэн ставят меня в затруднительное положение по отношению к вашему отцу. Однако я всегда очень уважал его. Именно по этой причине, более чем по каким-либо другим, я нахожу почти невозможным принять вашу версию. – Он посмотрел на меня уничтожающим взглядом. – В отличие от вас я не могу обвинять человека, который уже не имеет возможности защитить себя.

– Что вы, черт побери, хотите этим сказать?

– Ни для кого не секрет, что вы не ладили со своим отцом. Ваша версия основывается на предположении, что он занимался незаконной деятельностью. Вероятно, вы хотите видеть преступление там, где его в действительности не было.

– Вы это что, серьезно? – возмутился я. – Вы считаете, что я все это затеял только из-за обиды на отца?

Феонас промолчал, что само по себе было весьма красноречивым ответом.

– А как же тогда Ирэн? – сказал я, поворачиваясь к ней. – Ты всегда подозревала нечто подобное.

Ирэн нерешительно смотрела на нас обоих, не желая вставать на чью-либо сторону. Мне пришло в голову, что ее подозрения всегда боролись с желанием верить в порядочность моего отца.

Феонас встал и открыл дверь, показывая, что разговор окончен. Я раздосадованно вскочил, а Ирэн, справившись со своими сомнениями, попросила меня подождать снаружи. Я вышел во двор, а когда она несколько минут спустя присоединилась ко мне, ее лицо выглядело встревоженным.

– Не надо было обвинять Мироса, – сказала она. – Он хороший человек.

– Хорошие люди тоже могут ошибаться, как и все остальные, – подчеркнул я.

– Пожалуй, ты прав, – согласилась она, посмотрев на меня так, словно намекала, что мне самому следует прислушаться к собственным словам.

Когда мы вернулись домой, я сказал Ирэн, что собираюсь с Алекс навестить Алкимоса Каунидиса. Мне пришла мысль, что если смерть отца как-то связана с «Антуанеттой», то Каунидис – именно тот человек, с которым стоит поговорить. Тем более что теперь явно не имело смысла ждать каких-либо позитивных действий со стороны Феонаса.

Ирэн нарисовала мне, как найти дом Каунидиса, и я поехал за Алекс. По дороге я рассказал ей о последних событиях.

– Что вы намерены делать? – спросила она, когда я закончил свой рассказ.

– Поговорить с Каунидисом. Возможно, он знает, вывозилось ли на «Антуанетте» нечто столь ценное, за что могли бы убить и в наше время. А что потом – не знаю. Наверное, попытаюсь найти пропавший журнал.

– Значит, вы считаете, что напавший на вас человек не нашел его?

– Похоже, что да. Я бы заметил, если бы он что-нибудь унес. Насколько я понял, он довольно тщательно обшарил «Ласточку». Но для большей уверенности я хотел бы осмотреть ее еще раз.

Я подъехал к причалу и остановился возле «Ласточки». Со вчерашнего вечера ничего не изменилось. Вдвоем мы обошли все судно вдоль и поперек, но после двухчасовых поисков я уверился, что журнала там нет.

Покинув «Ласточку», мы поехали на север к Ставросу, а оттуда – по дороге, которая вела к восточному побережью. Наш путь лежал через широкую долину с более плодородной землей, чем в других частях острова. Здесь в основном занимались земледелием. Мы проезжали поля, где росли овощи, и фруктовые сады с дозревавшими лимонами и апельсинами. Мы проехали указатель на Платритиас. Вдалеке невысокий холм венчала небольшая церковь. Я вспомнил, как мальчиком ездил туда на раскопки, которые проводил отец. Тогда обнаружили могилы и остатки зданий, относившиеся к микенской культуре. Вполне возможно, что там мог располагаться и храм Афродиты, хотя ничего похожего так и не нашли.

У Фрикеса, рыбацкой деревушки, приткнувшейся у маленькой бухточки, мы остановились. Возле самого пляжа сгрудились кафе и таверны, немного потеснившись, чтобы дать место нескольким лавочкам, которые торговали сувенирами для туристов. Бухту окружали горы, а с юга, прямо за деревней, метрах в двадцати над дорогой стоял разрушенный каменный форт. У подножия скалы прямо под ним, находилась мемориальная доска, о которой нам говорил Каунидис.

С ЭТОЙ СКАЛЫ 13 СЕНТЯБРЯ 1944 ГОДА ПАРТИЗАНЫ ГРЕЧЕСКОГО СОПРОТИВЛЕНИЯ САМООТВЕРЖЕННО АТАКОВАЛИ ФАШИСТСКОЕ СУДНО «АНТУАНЕТТА», ВПИСАВ ЭТИМ ПОДВИГОМ ЕЩЕ ОДНУ СЛАВНУЮ СТРАНИЦУ В БОРЬБУ НАШЕГО НАРОДА ПРОТИВ ФАШИЗМА.

ПОМНИТЕ: КАЖДАЯ ПЯДЬ НАШЕЙ ЗЕМЛИ – ГЕРОИЧЕСКИЙ ПАМЯТНИК.

В КАЖДОЙ ПРИГОРШНЕ МОРЯ – ТЫСЯЧИ КАПЕЛЬ КРОВИ!!!

Скала над табличкой была испещрена оспинами и выбоинами – следами от пуль и осколков. Было трудно представить эту мирную гавань полем битвы. Фрикес – живописная деревушка – уютно устроился в объятиях зеленых холмов. Столики и тенты гостеприимно теснились вдоль набережной. А неподалеку, в глубокой чистой воде, стояли несколько ослепительно белых яхт и ярко раскрашенные лодки местных рыбаков. Старые оливковые деревья предлагали желанную тень. А шестьдесят с лишним лет тому назад это спокойствие могло внезапно взорваться грохотом пулеметного огня, горячими вспышками пламени, запахом пороха и воплями умирающих людей.

За Фрикесом дорога в Киони, где жил Каунидис, петляла мимо многочисленных живописных бухточек, окаймленных белой галькой пляжей. Постепенно она взбиралась на крутой холм, откуда открывался прекрасный вид на море с островами на горизонте. Вблизи берега изумрудно-голубоватая вода была настолько чистой, что даже с большой высоты можно было увидеть морское дно. Дальше синева становилась темнее, и взбитая ветром поверхность моря покрывалась белыми мазками барашков.

Под нами показался Киони с его маленькой, но глубокой гаванью, окруженной такими отвесными стенами холмов, что прилепившиеся к ним домики невозможно было соединить дорогами – а только ступеньками и узкими проходами. Дома были выкрашены в пастельные желтые, розовые и голубые цвета. Отдельные дома были просто белыми, отражая почти ослепительный блеск яркого солнца. Пурпурная бугенвиллея, росшая в трещинах стен и террас, соперничала с алой геранью, напоминая пятна краски, упавшие с небрежно брошенной кисти.

Следуя указаниям Ирэн, я направился по дороге, пересекавшей гребень горы над городом. Несколько богатых вилл, скрытых от посторонних глаз за деревьями, располагались так, чтобы ничто не мешало любоваться морскими видами. Дом, где жил Каунидис, спрятался за темными кипарисами. Ворота из кованого железа и высокая стена охраняли вход. Когда я объявил о нашем приезде в интерком, вделанный в стену, ворота мягко распахнулись. По мере приближения к дому кипарисы уступали место подстриженному изумрудному газону – большой редкости на Итаке. Я мог только догадываться, сколько стоит привозная вода для поливки этого газона.

Выкрашенный белой краской трехэтажный дом был большим, квадратным, с терракотовой крышей и темно-зелеными ставнями. Сразу бросались в глаза его простая архитектура и внушительные размеры. У дверей нас встретил человек, привозивший Каунидиса к Ирэн.