Блок-шот. Дерзкий форвард - Екатерина Беспалова

В кухне в очередной раз стало тихо.

— И я понимала, что он по-своему прав. Если бы я послушалась, если бы не поехала никуда, если бы послала Дёмина к чёрту…

— Но ведь ты же не знала! — попыталась оправдать её Вася.

— В тот вечер Рустам домой не вернулся. Он попал в больницу после драки с Игорем. Их было трое. Я узнала об этом, когда пришла в себя после неудачной попытки суицида.

— Господи….

— Юрист родителей, их хороший друг, заехал узнать, как мы. Бабушка и дедушка тогда ещё не успели приехать из Краснодара. Он вызвал «Скорую», меня откачали. Был серьёзный разговор. Когда Рус узнал, что сделала и почему, про Дёмина и спор, я впервые увидела, что парни могут плакать. Я убила наших родителей, его родителей, а он, вместо того, чтобы проклинать, умолял о прощении, испытывая вину за то, что чуть не отправил меня на тот свет.

Аня взяла чашку, желая сделать глоток, но потом передумала.

— В тот момент я чувствовала себя полным ничтожеством, недостойным брата. Рус провёл в больнице несколько месяцев. Дёмин сломал ему пястные кости и там возникли осложнения.

— Рустам рассказывал, — прошептала Василиса. — Только он не сказал, как это произошло.

— Теперь ты знаешь. Но на потере родителей Ад не закончился. Для него. Сломанные кости лишили Руса возможности играть. Врач сказал, что профессиональный спорт для него закрыт. Он бросил баскетбол. Девушка, с которой встречался, — Анжелика — ушла, потому что извращенец и жалкий калека со скамейки запасных ей больше был не нужен. Спустя неделю она уже встречалась с другим, тоже спортсменом, как ты можешь догадаться, а Рус совсем закрылся. Если раньше я слышала хоть какие-то слова от него, то после ухода Анжелики он замолчал. Пустота в глазах и полная апатия — это так страшно, Вась, особенно когда знаешь его другим.

Аня посмотрела на Василису и печально улыбнулась:

— Так что, как видишь, в нашей истории нет ни капли романтики. Сплошной драматизм и трагедия.

Девушки молча смотрели на пиалу с печеньем, каждая переживая то, что сейчас было озвучено.

— Двадцать четвёртого января, — вновь заговорила Аня, — Рустам вдруг ушёл из дома рано утром и отсутствовал до самого вечера. На мобильный не отвечал. Даже Александр Сергеевич начал беспокоиться. Это был самый страшный день в моей жизни, не считая дня, когда погибли мама с папой. Рус заявился около десяти вечера — позитивный, жизнерадостный, с багажом шуток за спиной. Он вёл себя так, словно ничего не случилось. Абсолютно. — Аня посмотрела на Гущину. — Брат ничего не объяснил: ни где был, ни что случилось. Просто стал прежним. Таким, каким ты его видела. Иногда я ловила его отрешённые взгляды в пустоту, но не задавала вопросов — он бы всё равно не ответил. Остаток «академа», который нам оформил Александр Сергеевич, мы занимались переездом. Выбрали город и решили начать жизнь с нуля, забыв о прошлом, о том, что предшествовало трагедии. — Она печально улыбнулась. — Но каждое двадцать четвёртое число, как я уже говорила, Рустам уезжал из дома и отсутствовал около недели, которую проводил здесь. Один. Даже мне запрещалось сюда приезжать.

— Сегодня двадцать седьмое.

— Я нарушила запрет. Наплевала на всё, потому что Рус был в таком состоянии, которого я не видела со дня смерти родителей и ухода Анжелики. Мне стало страшно, что он сломается: ты, Тим, «Разящие» — он снова лишался всего и опять из-за ублюдка Дёмина. Я вообще удивилась, как его появление не выбило брата из колеи. Наверное, дело в тебе и Тиме: вы давали надежду.

Улыбнувшись, Аня посмотрела на Василису:

— Собственно, вот и всё. Теперь ты знаешь детали и можешь сделать правильные выводы.

— Ань, то, что ты рассказала, это ужасно, — наконец заговорила Гущина, посмотрев туда, где отдыхал Рустам. — Глядя на него, на вас, я бы никогда не подумала, что в вашей жизни произошли такие страшные события.

— Это всё благодаря брату. Да, он может быть вспыльчивым. Его самостоятельность, порой, бесит, но, если бы не Рус, не знаю, что бы со мной стало.

— Чувствую себя полной идиоткой, — виновато потупилась Василиса.

— Всё хорошо, — коснулась её руки Аня. — Главное, что все детали встали на своё место и картинка собралась целиком. Рустам всегда говорит, что сначала нужно спрашивать у первоисточника и только потом заниматься мозготрахом. Прости. — Она состроила рожицу. — Прямая цитата.

Василиса согласно кивнула. Именно так он и поступил, когда увидел видеоролик с Дэном: не упрекнул, не назвал распутной извращенкой, которая не против снять на камеру любовные утехи — ведь только это и приходило на ум первым делом — а просто поддержал и более того: решил проблему на следующее же утро.

— Как думаешь, Рустам простит меня? — спросила Вася, в надежде подняв глаза на Аню.

Вопрос сквозил раскаянием.

— Куда он денется!

— Я бы на вашем месте спросил у первоисточника.

И они, как внезапно пойманные с поличным заговорщики, растерянно посмотрели в гостиную.

Глава 21. Наследник Слизерина

— Я вас оставлю, — прошептала Аня, вслух же громко произнесла: — У меня телефон разрядился. Пойду поищу зарядку.

— Пяти минут нам хватит, Шерлок, — улыбнулся Рустам и не спеша сел.

Когда, пройдя к дивану, Василиса опустилась рядом, Рус произнёс:

— Жалость — это то, что мне нужно меньше всего.

— Рустам…

Их взгляды встретились, а спустя секунды, коснувшись бледной щеки, Василиса приникла к его сухим губам.

— С пятью минутами я погорячился, наверное, — выдохнул Тедеев, по-прежнему не двигаясь с места.

Сдержанность, лёгкая, но заметная холодность — она не только ощущала, она видела их невооружённым глазом.

— Прости, что не стала слушать в понедельник, — проговорила виновато Гущина. — Даже шанса не дала.

Тишина. Уровень неловкости рос в геометрической прогрессии. Слова путались — никакой логики. После того, что узнала…

— Те фото, и ранний визит в субботу, и то, что вы правда не похожи… Боже, я такая дура, Рустам!

— А вот теперь погорячилась ты: мы же разговариваем.

— Ты обижаешься?

— Я ж не красна девица, — улыбнулся он.

Во взгляде увидела нежность. Тогда в чём дело?.. Почему не покидало ощущение, что была нежеланным гостем? Василиса положила ладонь ему на прессовые мышцы, однако крепкая рука тут же перехватила её: остановила, но не отпустила.

— Злишься? — продолжала гадать Гущина.

— Люблю.

Рустам склонил голову набок, наблюдая, как она начала смущаться.

— Когда улыбаешься, люблю. Когда краснеешь, как сейчас, тоже люблю. Я тебя люблю, — уверенно произнёс