Продавец снов - Александр Журавлев

Его усталые глаза всматривались в Лубянскую площадь. Но ничто не цепляло за душу, во всём царила серая обыденность затянувшегося дня. Исключением можно было счесть лишь бронзовый монумент основателю ВЧК Феликсу Дзержинскому, отмытому ливнем от голубиного помёта. И теперь Железный Феликс как новый, сияющий чистотой – рассекая ветра, возвышался над площадью мачтой флагманского корабля.

Александр Борисович подошёл к столу, открыл верхний ящик и достал из него именной револьвер. Взвесив на ладони семизарядный «Наган», как золотой слиток, он резко прокатил заряженный барабан по вытянутой руке от самого плеча до кончиков пальцев. Револьвер ожил, зажужжал, застрекотал, разве что не замурлыкал, как обласканный кот. Поиграв им ещё немного, Завадский убрал смертоносную игрушку во внутренний карман пиджака. Предчувствия подсказывали старому разведчику, что исчезновение Поляковского и Драйера не случайно.

Он нажал кнопку селектора. Динамик аппарата, откашлявшись, прошептал простуженным голосом:

– Слушаю.

– Пригласите ко мне офицера, сопровождавшего вчера грузовой фургон в спецоперации по делу фальшивомонетчиков.

– Будет исполнено, – бодро отчеканил селектор.

В этом случае Александру Борисовичу ждать не пришлось.

Через минуту в дверях кабинета стоял рослый офицер в звании капитана с чуть натянутой улыбкой и остекленевшими от испуга глазами. Забыв отдать честь и представиться, он, не моргая, уставился на портрет Феликса Дзержинского, под которым крупными буквами было написано нетленное изречение главного чекиста страны: «Отсутствие у Вас судимости – это не ваша заслуга, это наша недоработка».

Не приглашая пройти к столу и не давая опомниться вошедшему офицер, Завадский прямо с порога учинил дознание.

– Во время вчерашней операции какие-либо странности были?

– Как же, конечно, были! – ожил капитан. – Это непонятно куда исчезнувшие из мастерской художники, хотя, по данным, они совершенно точно находились там, и то, что при обыске ничего запрещённого не нашлось. Вместо компромата – так, всякая ерунда! Не на что было даже глаз положить.

– Ну, а что-нибудь посущественнее, погорячее было? – въедливо докапывался Завадский.

– Было. В сквере на лавочке сидел гражданин. Обхватив голову руками, он то и дело повторял: «Цезарь, ко мне! Цезарь, ко мне!»

– И что же?

– А то, что он стал очевидцем весьма странного события. Выгуливая свою собаку по кличке Цезарь, он заметил, как из сквера к дому, где располагается мастерская, проследовали двое ему неизвестных. Судя по их описанию, это были художники. И тут с неба падает человек, при этом остаётся живым, без единой царапины. И похож он, как две капли воды, на одного из тех двоих рисовак. Когда же гражданин предпринял попытку задержать двойника, тот съездил ему кулаком в ухо и беспрепятственно удалился.

– Это, скорее всего, твой бдительный очевидец приврал насчёт уха-то, – засомневался Александр Борисович. – Явно, в герои метит. Ну, а что же собака?

– Она сорвалась с поводка и убежала.

– Интересно, интересно… – Завадский наклонился над столом и сделал запись в блокноте. – Выходит, двойник одного из подозреваемых, как архангел, спустился с неба на землю, навешал этому зеваке тумаков и скрылся в неизвестном направлении. Другие же действующие лица и исполнители провалились сквозь землю – все ниточки оборваны.

– Выходит, так, – закивал головой офицер.

– Добавить к рассказанному ничего не хотите? – спросил Александр Борисович, внимательно вглядываясь в глаза капитана.

Вдруг офицера будто осенило: он хлопнул себя ладонью по лбу.

– Да! – быстрым движением он достал из нагрудного кармана сложенный листок бумаги и протянул его Завадскому.

– Что это? – удивлённо поднял брови начальник отдела.

– Это служит доказательством сознательности и бдительности гражданина. Проследив за двойником до самой двери, он записал адрес, где тот укрылся, причём не один, а с молодой особой.

– Должно быть, сочувствующая или же соучастница, – предположил Завадский. – Ну а вы, что же, капитан, как такое можно было позабыть? В нашей работе нет мелочей, для нас важно всё, даже кто какую бумажку мнёт в туалете. Итак, разговоры в сторону. Дело не терпит отлагательств. Сейчас же, сию же минуту, вы назначаетесь старшим опергруппы, и без промедления выезжаете по этому адресу. Брать этих голубчиков исключительно живыми. Как тебя зовут-то, сынок?

– Капитан государственной безопасности Джордано Бруно, – отрапортовал тот.

У Александра Борисовича округлились глаза. Он более внимательно всмотрелся в офицера.

Капитан вытянулся в струнку.

– Не состою, не привлекался, иностранный – со словарём, родственников за границей не имею, национальность – русский, – на одном дыхании выпалил он.

– Папа у тебя есть? – спросил Завадский.

– Есть! – отчеканил тёзка непонятого средневековой инквизицией звездочёта и щёлкнул каблуками.

– Кто он по службе и как его зовут? – спросил елейным голосом начальник отдела.

– Он-то пожарный, а зовут его Галилео Галилей.

Догадка Александра Борисовича была в самую точку. От судьбы не уйдёшь, действительно говорят, что яблочко от яблони недалеко падает.

– Так вот, Джордано Галилеевич, передай своему доброму папе от меня большой привет! Ну ладно, шутки в сторону, ты вот что, сынок, – Завадский похлопал его по плечу, – больше своё имя и фамилию никому не говори, не надо. Ну, а если уж никуда не деться, то лучше соври, будь, к примеру, неким Еропкиным или же Кузькиным. А здесь, на службе, у тебя теперь будет оперативный псевдоним «Звездочёт». Усвоил?

– Так точно!

– Выполняйте поставленную задачу.

– Есть выполнять поставленную задачу! – Офицер козырнул, развернулся и на полусогнутых ногах исчез за дверью.

«Этот – прикажи – и землю грызть будет, пока не остановишь», – подумал Завадский и удовлетворённо потёр руки.

Затем Александр Борисович сложил в одну стопку разложенные на столе разного рода доносы, один виртуознее другого, сел в кресло, откинулся на мягкую спинку, закрыл глаза и провалился с головой в какое-то тревожное забытьё.

Перед его глазами бесновались алые языки пламени, пылали фортификационные сооружения. Где-то, захлёбываясь под автоматными очередями, накатывали волна за волной крики «Ура!» и вновь угасали, будто пенные гребни на зыбком песке после отлива. И, поднимаясь во весь рост из насиженного окопа, ошалело озираясь сквозь пороховой дым, с распахнутыми, как небо, глазами, шли цепью солдаты.

Тогда всё произошло в считанные секунды. Он перевалился за бруствер и лишь только оторвался от земли, как взрывом его отбросило назад в окоп и похоронило под обвалившейся насыпью.