Город Ильеус - Жоржи Амаду

— Хорошо. — И поэт снова взял розу и вертел её белыми, худыми пальцами.

Карлос Зуде заговорил, отчеканивая каждое слово, ему казалось, что его слова больно бьют поэта Сержио Моура.

— Мы с Карбанксом пришли к выводу, что должны поднять цены на какао.

Он остановился, ожидая, какую реакцию вызовут его слова. Но все молчали, только один из Раушнингов ткнул другого локтем в живот. Наконец Антонио Рибейро, от имени всех собравшихся, попросил у Карлоса более подробных объяснений. По правде говоря, он не совсем понимал, для чего, собственно, нужно повышение цен.

Карлос сначала развалился в кресле, потом выпрямился с таким видом, словно готовился сказать что-то необычайно важное или прочесть лекцию. Сам не зная почему, он посмотрел на поэта и теперь, казалось, говорил только для него:

— Вам всем, сеньоры, известно, что урожай республики Эквадор был уничтожен вредителями. И известно, конечно, что после Золотого Берега и Бразилии…

— …больше всего какао экспортирует Эквадор, — прервал Рейхер.

Карлос отвел глаза от Сержио и посмотрел на Рейхера с упрёком:

— Не в том дело… Гибель урожая в Эквадоре сопровождалась одним важным обстоятельством…

— Каким? — спросил Антонио Рибейро.

Раушнинги слушали внимательно, Шварц старался проникнуть в тайный смысл слов Карлоса. Что он хочет сказать? Может быть, этот бразилец с толстыми губами и широкими скулами (явные следы негритянской крови) хотел обмануть их, впутать в дело, выгодное только ему самому и американцу? Карлос отказался от дорогой сигары, предложенной одним из Раушнингов, он не курил. Кашлянув, он продолжал:

— Мы все с головой увязли в какао. Это наше дело, в нём весь наш доход. Не правда ли?

Раушнинги кивали головами. Шварц настороженно молчал, Рейхер пробормотал: «Гм…» Только Антонио Рибейро сказал:

— Да, оно верно.

Поэт понюхал розу. Он тоже был заинтригован. В этот момент он вспомнил гневный жест Жоакима, и в его ушах опять прозвучало, как строка трагической поэмы, слово, брошенное шофером в этом самом зале: «Империализм!»

И руки Карлоса начали превращаться (кто может удержать фантазию поэта?) в страшные когти дракона. Они росли, росли на глазах, ползли по бумагам, разложенным на столе, по отчетам фирм, по цифрам, цифрам и цифрам. Теперь Карлос Зуде уже не сидел, беспечно вытянув ноги. Он приподнялся в кресле, наклонившись вперёд, и слова его словно маршировали по столу, так по крайней мере казалось поэту. Карлос продолжал:

— Так как все вы согласны со мной, я задам вам такой вопрос: в чём наши гарантии?

Карлос казался профессором, читающим лекцию, молодым профессором, так как сейчас он выглядел моложе своих лет, и все присутствующие были смущены, Поэт (единственный, кого Карлос хотел поразить) находил, что он плохо объясняет. Сержио уже начал проникать в тайный смысл слов Карлоса, но видел, что другие ещё ничего не поняли. Несмотря на важный вид, экспортер говорил туманно, непонятно. Карлос повторил свой вопрос, подчеркивая каждое слово:

— В чем наши гарантии?

— В каком смысле гарантии? — спросил Рейхер.

Шварц закрыл глаза. Он начал понимать, в чём дело, и теперь стал спокойнее. Он тоже уже давно об этом подумывал, но у него не хватало смелости привести свои планы в исполнение.

— Да, — сказал Карлос, — в чём гарантии? Мы покупаем какао и продаём его за границу. Некоторые из наших фирм — иностранные, их капиталы за пределами нашей страны. А какова база этих капиталов? В чём наши гарантии?

Он отвел глаза от поэта и посмотрел кругом. Поэт нюхал розу; Карлос Зуде с удовольствием назвал бы его неженкой, хотя Сержио был совсем непохож на неженку. Но очень уж Карлосу хотелось оскорбить его, сбить с него эту спесь!

— Получается, сеньоры, что наши гарантии, наши капиталы, наши деньги… — Он повторил: — Наши деньги зависят исключительно от нескольких помещиков и от нескольких мелких землевладельцев с их маленькими плантациями… От того, обрабатывают ли они свои плантации как следует. Если вы, сеньоры, не в курсе дела, я познакомлю вас с некоторыми фактами…

Он отыскал среди бумаг несколько вырезок из газет.

— Вот газеты Буэнос-Айреса. Не самые последние, но это не важно. Важна та информация, которую они дают… — Он поколебался мгновение, не зная, стоит ли просить поэта, чтобы он перевел эти две заметки. Наконец решил не сдавать своих позиций: — Переводить нет необходимости, я знаю, что здесь сказано. Вот в этой статье, — он показал вырезку из газеты, наклеенную на лист бумаги, — говорится о банкротстве самого крупного экспортера в Эквадоре. — Он положил листок на стол и обвел взглядом присутствующих. — Гибель урожая, упадок торговли, разорение помещиков, всей тяжестью обрушившееся на фирму, банкротство… — Он взял другой листок, стараясь разобрать имя: — Сеньор Хулио Ремигес… другой экспортер, покончил самоубийством. Когда начался сбор урожая, он закупил много какао, тысячи арроб. Какао он не получил. И пустил себе пулю в лоб…

Антонио Рибейро даже свистнул, так он был напуган. Рейхер встревожился. Раушнинги переглядывались, они начали наконец понимать, о чем шла речь. Карлос Зуде — гений… Шварц окончательно успокоился и уже не обращал внимания на толстые губы Карлоса и на его широкие скулы, напоминающие о негритянской крови, текущей в его жилах. А поэт видел, как дракон растёт, растёт, заполняя весь зал: теперь люди за столом превратились в одно тело, огромное тело фантастического чудовища.

— Сеньоры, я думаю, и мнение Карбанкса вполне совпадает с моим, что мы должны поднять цены… Насколько мне известно, урожай Золотого Берега в этом году тоже не обещает быть слишком высоким. Засуха в тех местах сильно повредила какаовым деревьям, какао будет мало. Надо вздувать цены именно теперь, лучший момент подобрать трудно…

— Но ведь… — Антонио Рибейро ничего не понимал.

— Говорите! — Голос Карлоса звучал повелительно.

— Но… повышение цен мало что нам даст. Соотношение между теми ценами, которые мы платим плантаторам, и теми, которые нам платит Нью-Йорк или Берлин, остается почти неизменным, разница в прибылях незначительна… А капитала мы вложим гораздо больше… Я не вижу, в чём наша выгода и какое это имеет отношение к вопросу о гарантиях…

Карлос Зуде посмотрел на экспортёра с жалостью. Потом взглянул на Шварца и на Раушнингов, — эти иностранцы, наверно, понимают, они не такие ослы, как Антонио Рибейро. Да, безусловно, немцы понимают и одобряют… Он улыбнулся, успокоенный.

А поэт видел улыбку дракона, смертоносную улыбку, Карлос снова заговорил, и голос его звучал твёрдо:

— К вопросу о гарантиях? Самое непосредственное… Повышение цен потребует больших капиталовложений…

— Помещики разбогатеют, станут ещё могущественней…

— Правда. Плантации необычайно повысятся в цене. Вот этого-то мы и должны добиваться. Так как затем…