Недостойный - Александр Максик

— Это нехорошо, — прошептал я Колину.

— Точно, приятель, — отозвался он, выпрямляясь.

Сидя рядом с ним, я чувствовал себя защищенным.

Колин был невелик ростом, но умел драться. Однажды я видел, как он сломал нос парню, который подставил ему подножку во время футбольного матча, затеянного на большой перемене. Я видел, как он дал отпор Ариэль. Но тут было нечто другое, другой уровень. Тут была не школа. Это был мир.

Я увидел, как несколько подростков завязали лица пестрыми куфиями и начали дразнить еврейских студентов, стоящих через дорогу.

— Грязные жиды! — вопили они, сплевывая на землю вместо знаков препинания. — Перепихнемся, еврейские шлюхи!

Сначала еврейские студенты не реагировали. Они не обращали внимания на оскорбления и делали вид, что не слышат. Но стоящие вокруг них притихли. Посреди буйной веселости образовался островок подлости. Сердце у меня колотилось.

— Espece de sale Juif, je vais me faire ta soeur![40]— заорал долговязый подросток в футболке от Гуччи, с лицом, спрятанным под красно-белой куфией.

Реакции почти не последовало. Они напряглись из-за вульгарной насмешки, но продолжали переговариваться между собой. Мы встали. В воздухе витало слишком много насилия.

Ничего не произошло.

А затем на моих глазах невысокий парнишка в найковской бейсболке метнул через дорогу бутылку, попав в бордюр. Бутылка разбилась, и мелкие осколки полетели в небольшую группу на другой стороне улицы. Наконец один из них подал голос. Высокий парень с короткими курчавыми волосами обернулся и произнес:

— Qa suffit[41].

— C’est а moi tu paries, connard?[42]

Я на мгновение забыл о Силвере, который появился рядом со студентами. Он быстро добрался сквозь толпу до края тротуара, где, возможно впервые, увидел источник этих воплей. В руке он держал сосиску, его рот был приоткрыт, будто он собирался заговорить.

Его присутствие меня успокоило, и хотя страх немного улегся, я понял также, что я трус, едва увидел там Силвера. Я понял это со всей ясностью. Он появился, чтобы напомнить, показать мне, кто я такой.

«Что ты за человек?» — спрашивал он нас на занятиях. Я был человеком, который стоял тихо, не сдвинулся с места, пока все хулиганы мира рвались вперед в угаре насилия. Я стоял униженный, парализованный и дрожал от злости. Я повернулся к этим идиотам подросткам. Гневно уставился на них.

Я подошел бы к высокому, с лицом, замотанным шарфом. Отделился бы от толпы, пока остальные самозванцы со своими плакатами и лозунгами бездействовали, стояли бы и ждали, что будет. Я защищался бы. Защитил бы всех нас.

Я придал лицу сердитое выражение, надеясь, что он на меня посмотрит и увидит мой гнев, увидит, что я готов к действию. Два подростка ступили на проезжую часть улицы. В руке один из них держал металлический прут. Всего несколько метров отделяло их от Силвера, который неподвижно стоял на краю тротуара.

Высокий студент из еврейского союза ничего не сказал. Несколько других студентов встали рядом с ним. Одна из них, юная девушка, которая до этого показалась бы мне сексуальной, с длинными светлыми волосами, забранными в свободный хвост, крикнула:

— Vas te faire foutre![43]

Она покраснела, ее трясло. Кто-то схватил ее за запястье и велел молчать. Она вырвала руку и повернулась к двум подросткам.

Тот, что держал металлический прут, ухмыльнулся:

— Quand je te sauterai, tu parleras moins fort, salope[44].

В толпе кто-то коротко ахнул от ужаса. Я посмотрел на Силвера. Он так этого не оставит, подумалось мне. Высокий парень обвел взглядом молчаливую толпу перед собой и с отвращением покачал головой.

Парень с прутом обернулся, словно лишь сейчас заметил зрителей. Он раскинул руки, расправил плечи. Искал вызов, провоцировал на ответ. Когда он повернулся ко мне, я отвел глаза.

Он повернулся дальше, с усмешкой рассматривая, оценивая окружающих его людей. Высокий студент сошел с тротуара и направился к парню с прутом, который, увидев его приближение, спокойно размахнулся и сильно ударил того по ребрам. Студент согнулся пополам, держась за бок.

Силвер ступил на проезжую часть и крикнул:

— Arrête![45]

Парень с прутом удивленно на него посмотрел.

— Quoi? Qu’est-ceque tu vas faire?[46]

Они мерили друг друга взглядами. Мгновение никто не двигался. Затем, перехватив прут двумя руками, парень ткнул им Силвера в грудь. Тот попятился, запнулся и наткнулся на стоящих позади людей. Парень шагнул вперед с поднятым прутом. Силвер сморщился, прикрывая голову руками. Парень сплюнул, бросил прут своему приятелю и сжал кулаки.

— Viens, tapette[47].

Покрасневший Силвер беспомощно смотрел на него. На плече у него болталась камера, кулаки он так и не вскинул.

— Viens. — Парень поманил его. — Pede, va![48]— сказал он и плюнул Силверу в лицо.

Тот не пошевелился с мокрой щекой.

Наступила странная тишина, излучающая напряжение. Помню, я подумал, как чудно, что все это происходит вот так на улице, среди бела дня, и всех нас сдерживает страх.

Парень снова повернулся к нам, и когда он это сделал, высокий студент шагнул к нему сзади и нанес сильный удар в висок.

И прежде чем все взорвалось, прежде чем студенты ринулись на дорогу, пытаясь защитить своего друга, истекающего кровью на асфальте, прежде чем спецназовцы ворвались в толпу, одетые, как бойцы ударных частей, в полном снаряжении для подавления беспорядков, прежде чем коротышка, который бросил бутылку, схватил блондинку за волосы и швырнул ее на землю, я увидел, как Силвер вытер со щеки плевок и скрылся в толпе.

Колин схватил меня за руку и потащил прочь. Спецназовцы появились со всех сторон, размахивая дубинками. Стычки возникли повсюду, и всякое ощущение мира, всякая иллюзия порядка, ощущавшиеся час назад, сменились хаосом.

Позднее подъехал грузовик с водометами, чтобы сбивать хулиганов с ног. Посыпались с глухим лязганьем металлические гранаты со слезоточивым газом, и воздух заволокло белой пеленой.