Наикратчайшая история Греции. От мифов к современным реалиям - Джеймс Хенидж
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Греки приветствуют британского генерала Эдмунда Алленби и союзнические войска на улице Истикляль в Константинополе, январь 1919 г.
Два континента и пять морей
Как только война закончилась, Венизелос поспешил в Лондон. Там его «неистощимое красноречие», как выразился лорд Керзон, принесло Греции всю Фракию (за исключением Константинополя[58]), изрядную часть Западной Анатолии, мандат на занятие прибрежной Смирны с пригородами для проведения плебисцита о дальнейшей судьбе региона — и все это по условиям Севрского мирного договора 1920 г. Греческие войска уже высадились в Смирне и шли вглубь страны.
В Грецию Венизелос вернулся героем. Его представление о нации триумфально победило: вокруг Эгейского моря возрождалось нечто похожее на Византийскую империю. Британский политик Гарольд Николсон назвал его одним из «величайших людей Европы». В Греции с этим соглашались многие, но не все, особенно на юге и особенно в армии. Однако Венизелос настолько не сомневался в собственной популярности, что пригласил монархистскую оппозицию вернуться из-за границы и принять участие в выборах 1920 г.
Греция двух континентов и пяти морей, в верхнем левом углу — портрет Венизелоса. Открытка 1920/1921 г.
Ко всеобщему изумлению, оппозиция их выиграла. Возможно, то была реакция на постоянное нарушение великими державами суверенитета Греции. Возможно, причиной стала неожиданная смерть короля Александра от сепсиса после укуса обезьяны и возвращение к власти его отца, Константина.
Новому режиму сразу же пришлось принимать нелегкое решение. Как поступить с Малой Азией? В Анкаре возникло временное турецкое правительство во главе с Мустафой Кемалем (впоследствии Ататюрком[59]). Оно денонсировало Севрский мирный договор и жаждало избавить Турцию от греков. Вместо того чтобы встать на сторону Греции, официальной обладательницы мандата, великие державы, не простив Константина за то, что он, по их мнению, в военные годы их предал, вообще перестали поддерживать страну.
С учетом всего этого совершенно непонятно, почему король решил поторопиться с вторжением на турецкую территорию. Внешней поддержки у него не было никакой, а новое правительство, пока было в оппозиции, выступало решительно против. Может, на него повлиял порыв простых солдат, которые называли его «Константином XII» — наследником Константина XI Палеолога, последнего византийского императора, в 1453 г. погибшего на стенах своего города во время его захвата турками.
То, что последовало потом, греки до сих пор называют словом «катастрофа», и это никакое не преувеличение.
Катастрофа
Греческая армия продвигалась на восток. В конце лета 1921 г. она встретилась с турками на реке Сакарья, западнее Анкары. Ожесточенное сражение длилось с 23 августа по 13 сентября, наступление греков было остановлено. Война шла еще год. Собранные в тылу подкрепления дали туркам возможность продолжить натиск и разбить греческую армию, которая была вынуждена отступить назад к самому побережью.
Мирное население, оказавшееся на пути армий — как греческой, так и турецкой, — изгонялось из своих домов и часто истреблялось. Те греки, которые сумели добраться до Смирны, попали в адскую западню.
«Неверный» город
Турки называли Смирну (Измир) «неверным» городом, потому что больше половины ее населения составляли греки, армяне, евреи и много кто еще. В мае 1919 г. длинная история этого многонационального города, одного из важнейших торговых центров Средиземноморья, резко оборвалась, когда греческая армия расправилась с остатками его турецкого гарнизона.
После победы турок при Сакарье греки, жившие во внутренних областях страны, двинулись к ее западному побережью. В городе скопилось до полумиллиона беженцев, надеявшихся выбраться из Турции морем. Однако союзное командование строго распорядилось пускать на морские суда только граждан своих государств. Матросам оставалось лишь смотреть, как вернувшие себе город турки убивали женщин и детей.
То была жестокая кровавая бойня. Турецкая армия отомстила, вырезав около 300 000 греков и армян, а бешеная толпа до смерти забила православного архиепископа. А после всего этого город подожгли. Через четыре дня в нем остались лишь турецкие и еврейские кварталы. Под пеплом Смирны погибла не только Великая идея, но и 2500 лет греческой цивилизации в Малой Азии.
В боях за Западную Анатолию погибло около четверти миллиона греков. Мечта обернулась страшным кошмаром. Кто был в этом виноват? Вернувшаяся домой греческая армия знала ответ. Она потребовала отречения Константина и отставки всего правительства. Пятерых видных политиков и начальника штаба армии судили за государственную измену, признали виновными и расстреляли. «Процесс шести», как стали его называть, в следующие двадцать лет, будто гноящаяся рана, не давал покоя врагам Венизелоса.
Маленький принц и большой ящик
В первые месяцы после анатолийской катастрофы Афины походили на Париж времен Робеспьера. Перед революционным трибуналом, ведшим «процесс шести», предстал принц Андрей, четвертый сын Георга I и брат Константина. Его обвиняли в том, что он ослушался приказа и не отправил свой корпус в атаку во время сражения на Сакарье. Защиту принц строил на том, что не хотел подвергать жизнь людей бессмысленному риску.
Трибунал признал его виновным и чуть было не приговорил к смертной казни. До этого не дошло, и вместе с семьей его отправили в ссылку. Филипп, его младший ребенок и единственный сын, к счастью, не понимал, какая разыгралась драма — ему тогда было всего полтора года. На борт британского эсминца мальчика пронесли в ящике из-под апельсинов — весьма скромно для того, кто, став взрослым, женится на будущей королеве Великобритании[60].
Вину за катастрофу Черчилль возложил на обезьяну, укусившую Александра, из-за чего тот умер, а его отец вернулся в Грецию.
Пожалуй, не преувеличу, если скажу, что четверть миллиона человек погибли от укуса той обезьяны.
Рассуждали так: если бы Константин не вернул себе престол, державы-победительницы могли бы вмешаться и предотвратить поражение Греции. Спорный вопрос. Они и без того были сильно заняты чуть ли не во всех уголках мира.
Есть и те, кто винит Венизелоса, что он тешил себя иллюзиями, будто анклав в Малой Азии поможет сдерживать напор турок. Разве акриты времен Византийской империи не считали, что восточную границу защитить невозможно? Ясно же, что требование возврата территорий был для куда более многочисленных турок всего лишь вопросом времени. Не был бы Константинополь более реалистичной целью, ведь Босфор служит естественной границей между Европой и Азией? Великие державы, наверное, не возражали бы; во всяком случае, все разговоры о Царьграде прекратились