Путешествие оптимистки, или Все бабы дуры - Екатерина Вильмонт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– От всего. От Марата, от твоего напора… У меня,понимаешь ли, были совсем другие планы – отдохнуть, побыть с дочкой, повидатьсяс друзьями, порисовать, а вместо этого какие-то сплошные страсти…
– И это говорит оптимистка?
– Котя, милый, ты вот хочешь на мне жениться, но ты жесовсем меня не знаешь – я терпеть не могу спонтанности, я люблю, когда все идетпо плану…
– Начнем с того, что я тебя уже неплохо изучил, а чтокасается планов, то как архитектор могу тебе сказать, что даже в строительствена определенном этапе один план может быть заменен другим, а уж в жизни…Считай, что теперь ты просто живешь по новому плану, только и всего. Ну, какиееще серьезные недостатки меня подстерегают?
– Я обожаю смотреть сериалы.
– Какой ужас!
– И терпеть не могу, если мне мешают. Для меня лучшийотдых – завалиться вечерком на диван с чем-нибудь вкусненьким и смотреть«Санта-Барбару». И вообще, обожаю смотреть телевизор. И спать с тобой в однойкомнате не буду!
– Вот это уже серьезно! Почему?
– Потому что не могу спать вдвоем, не привыкла!
– Сейчас я дам ему в зубы!
– Кому?
– Марату!
– За что?
– За то, что ты не привыкла спать вдвоем!
– Какой ты у меня глупый, Котя!
Между тем Шац начал петь под гитару. Любка сидела мрачная.Пение это и впрямь было малоусладительно. Песни скучные, немузыкальные, да и непесни вовсе, а вполне серьезные плохие стихи на музыку Шаца.
– Кузя, пошли лучше потанцуем с молодежью! –шепотом предложил Котя.
– Неудобно как-то, и Любку жалко!
– Тогда подожди!
Едва Боря кончил очередную песню и собрался уже запетьследующую, как Котя обратился к нему:
– Слушай, друг, дай-ка гитару!
– Зачем? – опешил Боря.
– Мне тоже чего-то попеть захотелось.
Он взял гитару из рук обескураженного Шаца и стал перебиратьструны, потом немного подтянул колки и заиграл. Он играл по-настоящему, умело истрастно. На эти звуки сразу сбежались все. Ай да Котя! Потом он сел напротивменя и запел «Живет моя отрада». Душа моя наполнилась восторгом – пение всегдаочень действует на меня. Голоса у него не было, но пел он чудесно, музыкально,с удивительным чувством стиля – именно так, как надо петь в компании. И несводил с меня глаз.
– Мадам, заказывайте музыку!
– Нет, пой что хочешь!
А про себя я загадала – если он споет «Не уходи, побудь сомною», то я выйду за него во что бы то ни стало.
Он пел один романс за другим, но это было не то. Значит, несудьба, подумала я, и тут же взгляд мой упал на Марата. Он сидел мрачный,постаревший, погруженный в какие-то невеселые мысли, но, поймав мой взгляд,вдруг улыбнулся, приосанился, сверкнул синевой глаз…
– «Как глаза сияют, ласково маня, не меня встречают,ищут не меня…» – пел Котя.
Опять я рвалась на части – восхищение Котей и жалость кМарату.
– Ну, теперь последний романс, мой любимый, и все! «Неуходи, побудь со мною, я так давно тебя люблю…»
Боже мой, как он угадал? Меня опять захлестнуло восторгом.
Едва он допел и вернул гитару Шацу, как Дашка закричала:
– К столу, к столу!
Все с удовольствием вернулись к столу и снова принялись заеду.
– Кирка, и почему я на тебе не женился? – прооралСтас. – Надо же, упустить такую классную бабу! Вавочка, не ревнуй, этотак, ностальгические мотивы!
– Чего ж мне ревновать, я ведь вижу, Кире совсем не дотебя, – не без яда заметила Вавочка.
– Кирюшка, выйдем на кухню, – шепнула мне вдругЛюба.
– Пошли.
– Знаешь, кажется, Дашка с Маратом уже объяснились.
– Когда? Они, по-моему, все время были у меня наглазах, а я ничего такого не заметила.
– Да был момент, они сидели рядом, он ей что-то оченьгорячо объяснял, она была вся красная, а потом вдруг обняла его и поцеловала.Он тоже ее поцеловал, потом они что-то сказали друг другу и разошлись в разныестороны.
Так, папа с дочкой обрели друг друга. Интересно, надолго ли?А как поведет себя Даша в отношении Коти? И что будет делать Марат? Оба обещалимне молчать и все-таки не выдержали, улучили момент… Боже, как я устала! Мневдруг страстно захотелось домой, в свою одинокую квартиру, на диван к Жукентиюи Мейсону Кепвеллу.
– Кирка, что с тобой, ты чего так позеленела?
– Ох, Любашка, родненькая, я так чего-то устала. Ты жезнаешь, я совсем не привыкла жить в вихре вальса…
– Кирюшка, соберись, я все понимаю, ты на частирвешься, да? Знаешь что, гони-ка ты в шею всех мужиков, давай мы с тобой вдвоемкуда-нибудь закатимся, хоть потреплемся по-человечески, а то вон уж сколько тыздесь, а мы толком и не поговорили.
– Ох, хорошо бы…
– Мама, тетя Люба, вы чего тут шушукаетесь? Мам, я ужеубираю со стола, мы как, сразу все подадим – чай, кофе, сладкое и мороженое?Или нет?
– Я думаю, сразу, чего лишнюю суету разводить. Поставимвсе на стол, и пусть каждый берет что хочет. Я ставлю чайники, а ты там спроси,кому чаю, кому кофе.
– Да Лизке скажи, пусть оторвет задницу отстула! – напутствовала ее Люба.
– Она и так уже тарелки собирает! – доложилаДашка.
И правда, в кухню вплыла Лиза с большой стопкой грязныхтарелок. А за нею Вавочка и Маня, Дашина подружка по ульпану.
Они принялись сразу же мыть посуду.
– Вавочка, зачем, мы бы и сами помыли.
– Понимаешь, Мурашка, мне всегда как-то совестно – людитрудились, готовили, накрывали, а мы пришли, сожрали все, разгромили и досвидания. Поэтому я всегда стараюсь хоть часть посуды помыть!
– Ты истинная христианка, Вавочка!
– Да, знаешь, Кира, я тут приняла православие.
Или я сошла с ума, или все кругом с ума посходили? Надо былоуехать из России в Германию, потом перебраться в Израиль, хотя большинстводелает как раз наоборот, чтобы принять православие?
Пока христианка Вавочка с Маней мыли посуду, мы с Любкойзаварили чай, кофе, приготовили чашки, блюдца и вазочки для мороженого.
– Кирка, доставай мороженое, а то будет слишкомтвердым, – деловито распорядилась Любка.
Я достала из морозилки Маратову шляпную картонку, развязалаизящный бант, сняла крышку и…
На огромном, ослепительно красивом торте большими кремовымибуквами было выведено: «Она соперниц не имела!»