Сломанный клинок - Айрис Дюбуа

Отъехав на безопасное расстояние, отряд Симона свернул в лес, с северной стороны подступавший вплотную к аббатству. Робер повеселел в предвкушении схватки и всю дорогу придумывал всевозможные способы нападения. «Да тут способ один, сынок, — заметил Симон, — дождемся темноты, дадим им уснуть и с Божьей помощью переправим их грязные души на тот свет!»

Когда стемнело, Симон, Робер и десять арбалетчиков подкрались к стенам и затаились в поросшем папоротником овражке. Ждать пришлось долго. Рутьеры устроили попойку; из аббатства то и дело доносились их пьяная ругань и хриплые голоса, распевающие непристойные куплеты. Воспользовавшись вынужденным ожиданием, Симон отправил на разведку одного из арбалетчиков. «Посмотри хорошенько, Жанно, нет ли там во дворе хвороста или соломы. Не мешало бы позаботиться об освещении, иначе в темноте перебьем своих…» Вернувшись, Жанно сообщил, что неподалеку от стены навалена куча валежника. Симон обрадовался. «Ну, ребятки, мессир святой Михаил о нас позаботился! Готовь факел и огниво, Жанно, и, как только начнется потеха, подпалишь эту кучу…»

Наконец в аббатстве все стихло. Вперед был послан Эрар, старый опытный воин, служивший при Симоне оруженосцем. За ним, крадучись, двинулись остальные. Эрар бесшумно, точно кошка, стал взбираться по выщербленному непогодой контрфорсу. Робер старался не отставать от него, Симону все время приходилось его удерживать. Когда достигли верха, Робер оглянулся по сторонам. Шагах в десяти от них, прислонясь к зубчатой стене, дремал часовой; юноша почувствовал досаду. Черт побери, если они все там перепились и крепко снят, то мало радости будет от такого дела! Эрар неслышно подползал к часовому. Не чуя опасности, тот мирно всхрапнул, и Роберу стало не по себе. С замирающим сердцем следил он, как поднялась и молниеносно опустилась рука и рутьер уткнулся носом в колени. «Хороший удар! — шепнул Симон, — учись, как надо работать, сынок». Рядом с ними бесшумно выросли фигуры остальных солдат, и Симон тихо приказал: «Скорее, пока никто не проснулся!» Прежде чем уйти, Робер еще раз оглянулся на убитого часового и подумал: надо будет поставить свечку за беднягу, ведь смерть настигла его во сне, даже покаяться не успел…

Дальше события развивались с такой быстротой, что Роберу все это показалось сном. Им удалось незамеченными достичь внутреннего двора, но, когда они уже почти добрались до главного здания аббатства, в котором разместились рутьеры, какой-то менее беспечный страж все же заметил их и поднял тревогу. В ту же минуту метко брошенный факел поджег сухой хворост, и к небу взметнулись длинные языки пламени.

Опасения Робера, что придется убивать спящих, оказались напрасны: рутьеры, вполне бодрствующие, посыпались из дверей полуразрушенного здания — и пошла свирепая резня. Кто-то полуголый, от которого смрадно разило винным перегаром, прыгнул на Робера, но тот ловко увернулся от ножа и, подняв меч, обрушил его на голову противника. Рутьер рухнул к его ногам, на Робера брызнуло теплым, ему даже стало нехорошо — все-таки это был первый убитый им человек, но тут же, устыдившись неуместной слабости, он сцепил зубы и ринулся вперед.

Вокруг мелькали озверелые лица, раздавались хриплые голоса, проклятия и гнусная брань, тяжелое дыхание сцепившихся врукопашную людей, топот ног и лязг и скрежет клинков… Он тоже рубил, колол и снова рубил, ноги разъезжались на скользких от крови каменных плитах; он упал, и на него тут же навалился свирепый, взлохмаченный поп-рутьер. Робер увидел занесенный над собой топор и вдруг понял, это конец; он не успел испугаться — только подумал, что больше никогда не увидит любимых глаз Аэлис, и в этот миг упавший топор зазвенел на плитах, а поп повалился на Робера, обливая его кровью. «А ну-ка, сынок, подымайся скорее, — услышал он голос Симона. — Ты живой?»

А потом все как-то внезапно кончилось. Они остались победителями, и наступившая тишина, нарушаемая только стонами умирающих да мычанием коров, запертых в монастырской конюшне, показалась Роберу немного жуткой. Подошел Симон и, положив руку ему на плечо, ободряюще подмигнул. «Ну, как первый бой? Ты молодец, держался хорошо!» Робер ответил ему благодарным взглядом. «Если бы не вы, господин Симон, был бы этот бой для меня последним». — «А, пустяки, — отмахнулся тот, — давай-ка устраиваться с ночлегом, чертовски хочу спать!»

Они разместились в том же здании, где до них ночевали рутьеры, и Робер, утомленный впечатлениями своего первого боя, мгновенно уснул.

Проснулся он внезапно, словно от сильного толчка, чувствуя, как в страхе и смертной тоске сжимается сердце. Дурной сон, пронеслось у него в голове, ему снился дурной сон… Он осенил себя крестным знамением, открыл глаза. В пустые окна аббатства заглядывал летний рассвет, перекликались просыпающиеся птицы, тянуло свежестью и лесной прелью. Кругом был разлит такой благостный покой… В чем же дело? Неужели на него так подействовала вчерашняя резня? Нет, дело в том сне, но что это был за сон, что ему снилось? Робер снова закрыл глаза, стараясь припомнить. Кажется, ему снился Моранвиль… И что-то связанное с Аэлис… Да, конечно, вроде бы он искал ее… Ну а дальше?

Нет… не вспомнить! Да и какая разница, что именно снилось… Плохо то, что теперь на душе словно камень лежит. Вдруг это дурной знак? Сердце ведь чует недоброе…

Робер снова перекрестился и стал молиться. Только бы с Аэлис ничего не случилось! А вдруг она заболела? Или на Моранвиль напали бриганды? Ему стало страшно. Что, если оседлать Глориана и самому, не дожидаясь остальных, поспешить в замок? Ведь там что-то случилось, он был совершенно уверен, случилось что-то непоправимое… Робер сбросил с себя плащ и сел, но спавший рядом Симон зашевелился и приоткрыл глаза. «Ты чего, сынок? Поспал бы еще, после вчерашнего не грех и отдохнуть…» Звук этого привычного голоса отрезвил Робера, и ночной кошмар показался вдруг не таким страшным. В самом деле, что, собственно, такого ему снилось? Он даже толком не помнит! Ну, приснилось что-то плохое. Мало ли таких снов! Год назад ему приснилось дурное и про отца Мореля. Он тогда еще очень испугался, потому что было это накануне Дня святого Иоанна… И вот, ничего же не случилось; хвала Небесам, кюре жив и здоров. Робер снова улегся, натянул на себя плащ. Рядом мирно похрапывал Симон, и юноша постепенно успокоился. Еще два дня, и они будут в Моранвиле; еще два дня, и он снова увидит Аэлис…

В то же утро отряд двинулся в обратный путь, досконально обобрав убитых рутьеров. Добыча оказалась богатая, и они разделили ее поровну, кроме Симона, которому полагалась львиная доля. Выехав из аббатства, Симон оставил стадо на попечение арбалетчиков, а сам вместе с Робером ускакал вперед. За поворотом дороги он достал кошель и, вынув три золотых, протянул Роберу: «Возьми, пригодятся… остальное тоже тебе, мне эта добыча ни к чему, только покамест у меня будет сохраннее…»

Обратный путь показался еще более долгим. Неторопливо, словно на пастбище, двигалось стадо; Робер, которому так не терпелось пришпорить своего Глориана, проклинал тупую медлительность коров. Оглашая воздух мычанием и пыля прямо в лица своим погонщикам, ленивые твари и не думали прибавить шагу.

«Да этак мы никогда не доберемся до Моранвиля», — злился Робер, с ненавистью поглядывая на безмятежную скотину.