Любовь и хоббиты - Иван Иванов

Первым пошевелился Главбух: сделал вид, что вопрос его не касается, отвернулся к полкам и начал искать бутылку. Все упрямо молчали. Вот она, секунда, когда можно перегнуться через стойку, схватить нож…

Главбух заговорил, неспешно, как будто легко, а на самом деле с трудом. Так часто бывает, когда надо сказать личное: говоришь, словно каменную дверь наружу толкаешь.

– Кому лучше живется? Гному или хоббиту? Работяге, не знающему выходных, социального пособия и благодарности, или вечно голодному бездельнику, вору и побирушке? Созидателю или мелкому пакостнику? Кому лучше живется, а******а! Мой дед добывал уголь и алмазы, прадед моего деда мастерил драконью сбрую, а прадед прапрадеда сделал пирсинг самому дьяволу, а я, их потомок и гордость, торгую контрабандным алкоголем посреди космоса… Кому лучше живется? Эти т***********е мохноножки только потребляют, они пальца о палец не ударят, чтобы сделать что-то для нас, зато мы всегда находим работу на свой горб, но не жалуемся, так ведь, уважаемый?

В моем болтливом горле пересохло, и по-прежнему молчали все до единого, но я каждой волосинкой ощутил, как они согласны с Главбухом до последнего слова.

– Да уж, – выдавил я, с трудом подбирая слова; кровь рванула к глазам. – Всё так…

– Оставь эту тему, – хозяин вернул бутылку на полку и объявил чуть громче. – Парни, контора закрывается через десять минут. Кому на посошок, шуруйте в очередь, ж****б.

Впервые кабак опустел так рано, и я был тому виной.

Прости, Главбух, обидеть не хотел.

Я пересек площадь, сгорая от стыда и обиды на самого себя, на свой длинный язык и хоббитскую бесцеремонность. Куда податься? Ответ пришел сразу – конечно, к Урману. Но то ли ночь такая странная выдалась, то ли мысли и вправду заразны: забыть про кабак не вышло. Встреча с другом стала продолжением философского вечера, и вот как это было.

В норе изобретателя горел свет, сквозь стекла металась его черная тень, входная дверь неожиданно оказалась открытой. Я протиснулся внутрь, и друг встретил меня фразой:

– Думаю, тебе по-настоящему повезло, Боб. Такая возможность…

– По-настоящему мне повезет, когда найдутся бабушкины скальпели, – ответил я озабоченно и влез в холодильник.

– Ты не понимаешь, Бобб, быть гномом – лучшее, на что способен хоббит! – Урман вел себя, как сумасшедшее дерево: размахивал руками-ветками, подпрыгивал и громко дышал. – Я могу открыть любой замок, починить холодильник и сломать кучу приборов ночного видения, но я при всём желании не вывалю из штанов ТАКОЕ пузо, у меня никогда не будет ТАКОЙ бороды и всего остального, что на тебе выросло после скандинавов!

Из холодильника на меня смотрел одинокий кефир; я захлопнул дверцу и понял, что поспать не получится, придется выслушивать еще одного философа. Как бы его успокоить, чтобы не превратиться в носовой платок?

И я сказал так:

– Ну и на кой мне пузо и борода, будь она неладна. Синяя борода, эт я еще понимаю, стильно, а зеленая? Кто ни посмотрит, скажет – зеленкой красит. И в бороде, между прочим, вещи пропадают. Если тебе так не терпится преобразиться, то шуруй к Халам Баламычу, он за пару сеансов тебе и не такое наделает: усы с коленок заколосятся, рога из бровей попрут, горб вырастет. Цена вопроса – пирог с капустой и вечная благодарность!

– Э, я не про то! – глаза его засияли, словно окна весной, когда хозяйки намывают норы, соревнуясь за звание чистюли месяца. Урман чему-то радовался, а я всё не мог понять, чему; странно, а я приготовился сопли ему вытирать… Он подвел меня к маленькому зеркальцу с трещинкой, что висело на дверном косяке. – С твоей гномьей внешностью ты – единственный хоббит со всего квартала, способный безнаказанно проникнуть в самое охраняемое место на Базе, так сказать, в святая святых!

– К Алине в спальню? – выдал первое, что пришло в голову, и тут же представил: свет люминесцентной луны просачивается сквозь шторы, Алина и Алекс дрыхнут под белым стеганым одеялом, открывается окно, в проеме я – маленький, толстый, с булыжником под хитрыми зенками, проникаю в святая святых. Кто-то включает свет. В спальне, оказывается, полно народу: и бабушка, и Билльбунда, и Штрудель, и Федор, и Урман с баллоном за спиной, шарики под потолком разноцветные, стол накрыт, виноград свисает. Тепло, весело, за клубком шерсти бегает Пушок, он же агент 013. Веселуха.

Во сне получалось, вроде как я на вечеринку попал, а они, Орловы, спят себе, как будто у них каждую ночь пустяки вроде банкетов и конференций… Бред.

Урман, похоже, имел в виду другое. Начало речи я прохлопал, но общий смысл уловил:

– … и тогда тебе откроются их секретные мастерские! Потайные склады! Тебя впустят в любые гномьми хатки! С твоей мордой можно стырить у гномов всё, любые втулки, штуцеры, шпиндели, засовы, прокладки! – Урман обнял меня за плечи и величественно взмахнул веткоподобной рукой, словно маг, открывающий ученику новый волшебный мир. – Схема вечного дрыгателя, эликсир шизни, альбатросский камень! Они это давно придумали, но скрывают…

Он всегда дергался из-за того, что по части изобретений гномы идут на сто шагов впереди него.

– Шпиндели? – клянусь макаронами под сыром, я нифига не понял, при чем тут шпиндели. – Уверен? Точно не пендели? Гномы с охотой отвесят нам с тобой по сотне, я-то знаю, как они нас любят. А что такое «вечный дрыгатель»?

Урман перестал раскачиваться и бросил в меня возмущенным взглядом:

– О нем все знают!

– Да я тоже знаю, только забыл некоторые подробности… – кореш нес полную ахинею, теперь я это прекрасно понимал гномьей черепушкой, но сказать прямо не мог, обидится, до гроба помнить будет.

– Ну, дрыгатель, чего тут объяснять, и так понятно! – в его глазах я выглядел полным болваном. – Вечный, значит, всегда работает, а дрыгатель, потому что дрыгается, это его принцип действия, понял? Ты ж теперь должен понимать! Кто из нас гном, елки-палки! – если бы у длинного на голове имелась крышка, я бы взял половник, открыл ее и помешал, чтобы не выкипело.

Я прикинулся хоббитом, которого он всегда знал:

– Ннет… то есть да, я знал, просто забыл про принцип, того самого, действия… – гляжу, вроде чуточку расслабился… Тут я продолжил валять ваньку. – А эликсир шизни? Расскажи, пожалуйста, Ури!

Но вопрос его огорчил, он отвернулся, уставился в одну точку и умолк.

– Урман? – я вдруг понял, что надо сказать, это поднимет ему настроение. – А если тебе станет скучно после того, как ты получишь все, что захочешь?

– Что?

– Скучно.

– Мне никогда не скучно, пока в норе есть хотя бы одна сломанная вещь, а у меня таких вещей знаешь сколько?

– Считай, вся нора! – подхватил я, но Урман снова помрачнел (не прокатило). Я бы тоже на его месте обиделся.

Ах, Ури, Ури! Вспомнились едкие, но мудрые слова бабушки, она как-то сказала, что современные хоббиты могут только ломать, а Урман придумал себе, что он не такой, но, по сути, такой же, как мы: чинит-чинит, крутит, паяет, а толку ноль.