Совершенство - Клэр Норт

К полуночи Паркер еще не ответил. При нормальном стечении обстоятельств я бы смогла отыскать какое-нибудь казино, чтобы посчитать там карты, но в Стамбуле все казино закрыты много лет назад, а у меня к тому же не было связей, чтобы узнать, в каких местах сейчас идет игра.

Я с неохотой вернулась на свою койку в Зейтинбурну. Спала я плохо, и снился мне песок.

Через сорок девять часов после того, как я связалась с ним, а потом украла тринадцать бумажников, Паркер откликнулся.

Что я чувствовала?

У меня не было воспоминаний об этом человеке, не было лица, которое бы я возненавидела.

Был ли он просто фантазией у меня в голове, каким-то сном?

Был ли он реальным?

(А я?)

Будь я в Ньюарке и имей доступ к коробочке, куда складывала воспоминания о нем, я бы изорвала их на мелкие кусочки, а пока они горели, я бы восхищалась убийственным танцем пламени.

Я сорвала повязки со своих ожогов.

Я шагала по улице в коротких брючках и топике на бретельках, так что людям были видны мои незажившие раны.

В трамвае я украла кошелек у женщины, которая посмотрела на меня с презрением и нащупала мою добычу, а когда она начала визжать и орать: «Держи воровку! Держи воровку!» – врезала ей по физиономии и убежала, летела, пока мои легкие снова не вспыхнули огнем, и я не смогла вспомнить, где я или как там оказалась.

Никто не запомнил меня, пока я стояла на углу, ловя ртом воздух.

Существовало лишь настоящее.

То настоящее, в котором я открыла украденный кошелек, вытащила его содержимое, разорвала деньги на мелкие кусочки, зарычала, словно раненое животное, присела на тротуар и вспомнила, что я одна.

Вот это настоящее.

Я встаю.

Настоящее размывается.

Те, кто видели его, забудьте.

Вот оно исчезло.

Вот я шагаю.

Считая шаги.

И тоже исчезаю.

На седьмой день пребывания в Стамбуле я купила ноутбук, подгрузила туда «луковую маршрутизацию» и отправилась на поиски Byron14.

Он прятался, возможно, встревоженный моим молчанием или моими поисками, или же какими-то другими действиями Гогена. Я разместила следующий пост:

Byron14 объявился меньше чем через двадцать минут.

На девятый день после того, как человек, назвавшийся Гогеном, едва не сжег меня заживо в заброшенном складе в Стамбуле, я заключила сделку с незнакомцем под ником Byron14.

Я сказала: мне нужны наличные и документы, чистые и неотслеживаемые.

Байрон ответил: мне нужен код к базе «Совершенства». Верно ли я понимаю, что на самом деле его у вас нет?

Пока нет, призналась я. Но если вы мне поможете, я разорву «Совершенство» сверху донизу. Я порежу «Прометея» на ремни, я…

Похоже, у вас в этом деле что-то глубоко личное, задумчиво откликнулся Байрон.

Вы связались с Гогеном и получили от него в табло, так ведь? – парировала я.

Какое-то время – молчание, затем:

Вполне логично, ответил он. Ладно. Давайте договариваться.

Слова у Byron14 с делом не расходились. Меньше чем через двадцать четыре часа после заключения сделки пятьдесят тысяч лир различными купюрами уже ожидали меня в коричневой сумке с подкладкой, засунутой в почтовый ящик в районе Бейоглу. А еще через двенадцать часов со мной связалась поддельщица документов по имени Эмина, сказав, что ее услуги уже оплачены, и где бы мы могли с ней встретиться?

Мы встретились тем же вечером на яхте в Мраморном море. Посудина называлась «Благое намерение». Белые высокие борта с деревянной обшивкой, штурвал с вырезанной посередине мордой дракона и индиец с коричнево-красной кожей и сигарой в зубах у двери на нижнюю палубу. Эмине было хорошо за пятьдесят, и ее почти круглое лицо обрамляла столь же круглая шапка седых волос. На стенах яхты почти везде висели акварели с видами Стамбула, не очень хорошие, явно любительские. На Эмине был синий шифоновый халат, накинутый поверх белой хлопчатобумажной блузки, а когда она вела меня в свою мастерскую в глубине трюма, у нее на лодыжках позвякивали украшения, деревянные талисманы, серебряные браслеты и синие стеклянные глазки от дурного глаза.

– Идем, идем, идем! – покрикивала она, ведя меня вниз.

Ее бизнес состоял в переделке и подгонке паспортов.

– Я – художник! – воскликнула она. – Но люди не могут по достоинству оценить мои работы, так что это мой приработок. Идем, идем!

Она усадила меня на табуретку рядом с длинной скамьей, уставленной красками и баночками с клеем вкупе с лупами и кусками компьютерных проводов. Открыв большой синий пластиковый контейнер, она начала быстро перебирать паспорта – турецкие, американские, британские, французские, российские, индийские, японские, египетские – все добытые у дураков, лопухов или мертвецов.

– Вы англичанка?

– Да.

– Хотите по-прежнему оставаться англичанкой?

Я пожала плечами. Существуют паспорта куда менее престижные.

– Из вас бы получилась дивная американка! – воскликнула она. – Но нет, слишком много людей ненавидят Америку, не пойдет, не пойдет. Иранский? Нет – у вас лицо не иранки. Я могу сделать вас бутанкой, о Бутане никто ничего не знает, паспорт чистый, совершенно чистый, можете без проблем пользоваться им восемь лет, а если что – гарантированный возврат денег.

– Подойдет и британский.

– Британские паспорта хитрые, очень хитрые! Штрих-коды, а теперь еще и биочипы вставляют. Придется подрядить племянника, чтобы помогал мне с этими штуками, он очень способный – раз-два, и новое лицо, паспорт замечательно запрограммирован! В былые времена, – добавила она с неожиданной тоской в голосе, – все упиралось в изготовление красивых документов. Но сейчас везде компьютеры, просто везде, и старая школа умирает, мастерство отступает под натиском машин.

Я улыбнулась своей самой блаженной улыбкой и мягко настояла на том, что определенные профессии, включая мою, доказали свою гибкость, приспособляемость и невосприимчивость к переменам.