Наука страсти - Джулиана Грей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что-то случилось? — спросил со своего кресла Эшленд.
— Прошу прощения, — ответила она. — У меня глаза устали.
— В таком случае вы, конечно, должны прекратить читать.
Она заложила книгу пальцем и закрыла ее. Кожаный переплет был совсем новым, с ярко-золотыми буквами. Взгляд Эшленда ласкал ее сзади. Ей так хотелось повернуться к нему, устроиться в его объятиях в кресле и слушать, как бьется под ухом сердце.
— Что такое, Эмили? — мягко спросил он.
— Ничего, сэр.
— Не говорите мне этого больше. Если вас что-то беспокоит, скажите правду.
Эмили провела пальцем по названию. Ветер набирал силу, бился в окна. Она боялась поездки домой, холодной и одинокой, тело и душа ныли.
— Я должна вам кое в чем признаться.
— Правда?
— В тот первый вечер, в первый раз, когда я здесь оказалась… — Эмили положила книгу на стол и прижала ее ладонью. — Это была ошибка.
За низким воем ветра за окном она слышала тяжелое дыхание Эшленда.
— Ошибка. Я понимаю.
— Нет, не в этом смысле. Я имею в виду, что я была не той женщиной, которую вы ждали. Меня ошибочно приняли за нее в коридоре. Я всего лишь пила в отеле чай.
— Что за дьявольщина? — Он дернулся в кресле, словно хотел встать, но передумал.
— Не знаю, почему я поднялась наверх. Не знаю, почему осталась. — Ее голос дрогнул. Она помолчала, набрала в легкие побольше воздуха. — Не думаю, что это имеет значение. Как бы там ни было, сегодня по дороге со станции я встретила женщину. Ту самую, что должна была прийти сюда месяц назад. Она приехала ради регулярного визита по вторникам.
— Боже правый…
— Я сказала ей… сказала, что она тут больше не нужна. Прошу прощения, мне не следовало брать на себя смелость…
— Боже правый.
— Но я просто не могла позволить ей подняться к вам. Я никому не могу позволить занять мое место. Я отдала ей деньги — все деньги, которые вы мне давали, и велела больше никогда не приезжать.
— Вы отдали ей… сколько там было?
— Двести фунтов.
Шорох, быстрые шаги по ковру.
— Вам не следовало это делать. Эти деньги предназначались вам, Эмили. Чтобы вы их тратили, чтобы поддержать вас.
— Она в них нуждалась. Это только справедливо.
— Они были для вас!
— Я вам уже говорила, мне не нужны ваши деньги. Я с радостью отдала их ей. — Эмили стиснула кулаки, пытаясь сохранять спокойствие, стараясь удержаться, не повернуться к внушительной фигуре герцога, от которой исходила с трудом сдерживаемая энергия.
— Эмили.
Где он сейчас? Снова сел в кресло? Она уставилась на свой стиснутый кулак, на тень, которую он отбрасывал на дорогой кожаный переплет книги.
— В общем, я вам все рассказала. Теперь вы знаете правду.
Правду. Слово прозвучало в его голове зловещим эхом.
— Правду. — За ее спиной скрипнула половица: он идет по комнате. Звякнул хрусталь: наливает себе выпить. — А что такое правда? Кто вы в таком случае, если не… если вас сюда не присылали…
— Я расскажу вам это, мистер Браун, когда вы расскажете мне, кто такой вы.
— Вы же знаете, я не могу.
— Да, знаю. Но, видите ли, это уже ничего не значит. Все это — кто такая я, кто такой вы, откуда мы родом, вся эта чепуха — она не имеет никакого значения. Она только отвлекает внимание. То, что существует между нами, просто, ясно и чисто. Нет никаких бесполезных фактов и предположений, мешающих мужчинам и женщинам по-настоящему понять друг друга.
Эшленд мрачным от отчаяния голосом произнес:
— Эмили, это невозможно. Как я могу без всяких объяснений принять то, что вы просто постучались в дверь и вошли в мою жизнь, как божественное чудо?
— Я не чудо. Я женщина.
— Боже мой, что я наделал? — Бокал глухо звякнул о стол.
Эмили с трудом удержалась, чтобы не обернуться. Это напоминало беседу с призраком.
— Вы не сделали ничего плохого, сэр. Я говорила вам правду: я — женщина благородного происхождения, живущая в стесненных обстоятельствах и в настоящее время вынужденная прокладывать собственный путь. Я сама по себе и не отвечаю ни перед чьей совестью, кроме собственной. Я вошла в эту комнату, полностью осознавая последствия.
— Вы должны были мне сказать. А я должен был догадаться. Я сердцем чуял, что вы не такая, как все прочие, и все-таки… — Голос звучал приглушенно, словно он говорил, уткнувшись в стенку или в штору.
— Я сама этого хотела. Я хотела вас.
— Почему, Эмили? — Шаг. Другой. Голос Эшленда снова зазвучал отчетливо. — Если вы женщина благородного происхождения, почему вы приходили сюда каждую неделю? Ведь не за пятьюдесятью фунтами?
Эмили уставилась в стену перед собой, где дюжины замысловатых зеленых вьющихся стеблей в безупречной симметрии поднимались вверх на кремовом фоне и резко обрывались, добравшись до лепнины. Справа, из-под двери, ведущей в спальню, виднелась золотистая полоска света.
— Да поможет мне Бог, — прошептала она. — Потому что я хочу вас. Потому что не могу уйти.
Он шепнул в ответ:
— О боже, Эмили.
Эмили была не в силах шевельнуться. Ветер снаружи взвыл, сотрясая окно, и снова стих. Она палец за пальцем расплела кисти рук и аккуратно сложила их на коленях.
Позади под ковром скрипнула половица. Эмили ощущала приближение Эшленда, как ощущала биение собственного сердца, пытавшегося выскочить из грудной клетки.
— Эмили. — Теперь он стоял прямо у нее за спиной, глядя на ее макушку. Ее окутывало теплом его тела. Дыхание остановилось. Его палец прикоснулся к ее уху, легко, как ветерок, и пополз вниз, к ямочке под мочкой. — Прекрасная, — прошептал он.
— Сэр.
— Ш-ш-ш. — Палец спустился на шею, медленно описал круг на затылке, нырнул вниз, прошелся по кружевному вороту сорочки. — Ничего не говори, Эмили.
Он взял ее за руку, побуждая подняться. Эмили встала на ноги. Ножки сдвинувшегося с места стула мягко прошуршали по ковру.
Эшленд легко прижался к ее спине. Все ее чувства обострились; она ощущала каждую пуговицу на его жилете, прикоснувшуюся к позвоночнику. Эшленд провел пальцем по ее левой руке, и волоски на ней встали дыбом. Добравшись до кончиков пальцев, он перешел на ладонь и повел пальцем по нежной коже вверх, от запястья к локтю, остановившись в ямочке.
— Сэр, — выдохнула Эмили.
Он спустил с плеча сорочку и поцеловал обнажившееся плечо. Эмили ахнула и пошатнулась, не в силах устоять на ногах. Он успел подхватить ее, обняв за талию. Эшленд наклонил голову, и его волосы, густые и мягкие, задели ее висок.