Фанатки тоже пьют кофе на завтрак - Саша Керн

Что ж Лондон – я ненавижу тебя! Ненавижу всем сердцем, которое теперь будет ныть при одном воспоминании о тебе.

Подняв лицо к небу, я тяжело вздохнула. На темном покрывале надо мной не было ни одной звезды, только уголок месяца криво усмехался, когда, я, поникнув духом, поплелась к метро. Достала свой iPod и заткнула им уши, включая на полную громкость музыку, чтобы не давала даже шанса думать о чем либо, и даже не заметила, как оказалась у входа в подземку. Кто-то схватил меня за руку, и я чуть не взвизгнула, вытаскивая наушник.

– Девушка, давайте я вам помогу, – это был пожилой мужчина. Волосы серебристого цвета, маленькие, быстро бегающие глазки и огромной картофелиной нос.

– Спасибо, – ответила я.

– Почему же вас никто не провожает с таким огромным чемоданом? – он покосился на мой багаж и улыбнулся ровными белыми зубами. Может стоматолог?

– Так получилось, – с улыбкой произнесла я, вытирая нос.

– У вас интересный акцент. Вы не англичанка, – в голосе прозвучало скорее утверждение, чем вопрос.

– Я из России, – гордо отрапортовала я.

– О-о… Я тоже из России, – заговорил незнакомец на родном языке.

– Поздравляю вас, – ехидно заметила я.

Мужчина помог спустить мне по лестнице чемодан и продолжал шагать рядом. Вот еще приклеился, и как раз тогда, когда я ни с кем не хочу общаться.

– Как там в России? – с грустью в голосе спросил он.

Я вздохнула ему в такт:

– Там хорошо. Там все друг друга любят и помогают. Там все всё понимают. И там друзья…

– Да… – задумчиво произнес он, потирая свой «картофель».

Дяденька оказался стоматологом, практикующем в Лондоне. Он много спрашивал о том, где я живу, как там сейчас все изменилось, и попутно помогал мне с чемоданом. Мы разошлись на перроне одной из станций. Дальше нам было не по пути. А жаль, мне сейчас кто-то был нужен, чтобы просто поговрить.

Всю дорогу в метро я корила себя за то, что вернулась в Англию, за то, что поселилась у Коулов и надеялась на что-то со стороны совсем мне неизвестного человека.

И на что я могла надеяться? На то, что покорю его своей «загадочной русской душой»? Во мне совсем не было никакой загадки, а моя подруга оказалась права, сказав, что я всего лишь обычная «серая мышь» и место мое в обычной съемной квартире на окраине Москвы. И достойна я тоже только такого же заурядного персонажа.

А Том? Вовремя я вспомнила того, кому нечаянно дала недавно надежду на что-то. Не хотела, но дала. Вот кого стоило выбирать в герои моего романа, честного, открытого и веселого Тома, который казался очень ранимым и нежным. Эх… Не того героя я выбрала. Да и вообще… Я смахнула покатившуюся по щеке слезу и огляделась вокруг. Некоторые с недоумением смотрели на меня.

Дома бы обязательно какая-нибудь старушка подошла и пожалела. Сказала: «Что ты, доченька, плачешь? Все будет хорошо». Все англичане бесчувственные придурки. И Коул в их числе!

Как странно, говорят от ненависти до любви один шаг, а наоборот. Я пыталась ненавидеть Джонатана, но понимала, что не могу. Да, он был виноват в том, что я сейчас ехала в этом вагоне, в том, что я плакала, но во всей этой ситуации я винила только себя. И чего мне не любовалось издалека предметом своих мечтаний?

Поезд мчался быстро, а мне казалось, что он медленно отбивает колесами такт моих последних дней в Лондоне. Я прокручивала и прокручивала в голове все, что со мной произошло: первую встречу с Коулом, наш разговор, концерт Лиззи, «ангелочков», клуб, танцы… Я вспоминала все и не понимала, как же я могла так влюбиться в человека, которого в принципе не знала. Не знала есть ли у него любимое мороженное или он предпочитает не есть сладкого, чтобы оставаться в форме. Хотя знала, он любил рогалики, которые покупала для него Клер и за эту его слабость я бы каждый раз и влюблялась в него вопреки всему.

А знала ли я, как это происходит? Как один человек ловит искру другого, настраивается на его волну, чувствует его ритм? Как люди определяют, что они подходят друг другу? Нет, не знала, но это порой и не так важно, главное, что ты ловишь чей-то взгляд и понимаешь, что пропал.

Наконец, вагон остановился на нужной станции, и я поплелась к стеклянным дверям аэропорта.

Хитроу встретил меня шумом людских голосов. Я немного растерялась от всей этой толпы, но все же нырнула в нее, чтобы не казаться такой одинокой. Взяв себя в руки, я направилась к кассам, попробовать обменять билет.

Дождавшись своей очереди, я уткнулась в серьезные глаза брюнетки среднего возраста, вопросительно посматривающей на меня из-за стекла. Мои объяснения не убедили ее в том, что я должна вылететь именно сегодня, ведь до конца дня оставалось чуть больше двух часов. Бесчувственные бритиши, даже здесь не хотели войти в мою ситуацию и отправить домой немедленно.

– Please! – просила ее я. Хотя самой хотелось выругаться и послать к такой-то бабушке.

Она снисходительно стала нажимать на кнопки компьютера своими наманикюренными пальчиками, чтобы только я отстала.

– Есть билет. В эконом-классе на рейс, который вылетает в двадцать три сорок пять. Регистрация уже идет, – невыразительно пробубнила она. – Вам придется оплатить разницу за сдаваемый билет в размере сорока процентов от стоимости.

– Хорошо, хорошо, – торопила я, понимая, что это почти мои последние деньги. – Я согласна.

Ее пальчики нежно гладили клавиатуру, а я нервно смотрела на часы, которые большими красными цифрами на весь аэропорт показывали пять минут одиннадцатого. Рядом со мной громко разговаривала какая-то иранская или арабская семья, за спиной я различала французскую речь, а мне самой хотелось вернуться побыстрее домой. В Москву. В свою гадкую, промерзлую, грязную и такую родную столицу. Я думала о том, что будет спрашивать меня Надюха, как я буду молчать и есть неделями «Доширак», с надеждой взирая на рекламные объявления о работе. И мне было хорошо, словно камень с плеч упал, делая меня легкой и воздушной.

С этими же мыслями, я уверенно двигалась в очереди на регистрацию, пока, наконец, не протянула свой паспорт работнице аэропорта и не водрузила чемодан на ленту.

– Анастасия Щербакова? – строго спросила девушка, проверяющая документы.

– Да, – настороженно ответила я.

– Уже несколько раз объявили, что Настю Щербакову ожидают у стойки администратора. Неужели, вы не слышали?

– Нет, – я и правда не слышала, была все время поглощена своими мыслями и слушала музыку в наушниках. И сняла их, только подойдя к стойке регистрации. – Я… вы зарегистрируйте мои документы и багаж, а я потом подойду к стойке администратора.

– Девушка, давайте быстрее, – раздался недовольный бас у меня за спиной.

– Спокойно, – успокоила я. – Все в процессе.

Взяв билет, я оказалась как бы между двух дорог. Одна из них вела меня туда, за стеклянные двери, где я должна пройти таможню, осмотр и окончательную регистрацию. А вторая – к стойке администратора, где меня ожидали. Кто и зачем я не знала. И сейчас, уже все решив для себя, не хотела знать, кто решился приехать в аэропорт, потому что было поздно, слишком поздно.