Фанатки тоже пьют кофе на завтрак - Саша Керн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Лиззи все время с ней пропадает в магазинах и галереях, ты заботишься о ней, как о своей младшей дочке. А Том… У Тома, вообще, крышу снесло. Через каждое слово ее имя проскальзывает. Я приехал домой после того, как не был здесь почти два года, и мне даже молока не нальют в стакан! Не говоря про рогалики!
Я с вызовом посмотрела на него, чтобы только прекратить эту браваду, но его взгляд был еще красноречивее.
– Да, что ты такое говоришь?! Неужели, ты не понимаешь, что ты обижаешь Стасю?
Меня обдало холодом, потом вдруг бросило в жар, а потом… Потом, я встала и сказала, глядя в его недоумевающие глаза:
– Он прав. Я слишком надолго здесь задержалась…
– Да, что ты? – с клоунской гримасой бросил Коул.
– Джонатан, замолчи! – приказала Клер.
В кухне появился Ричард.
– Что происходит? – обеспокоенно спросил он.
– Ничего не происходит, – ответила я. – Просто…
Я больше не могла сдерживать подступивших слез. Задев за стул и уронив его, я бросилась в комнату, забежала в свое убежище и захлопнула дверь. Прижалась спиной к ней и расплакалась, проклиная свою тоску по этому дому и этим людям. Все вставало на свои места. Жизнь была и будет всегда той еще стервой, которая никогда не дает спуска. Только ты расслабишься, она уже ждет за углом, чтобы поставить новую подножку и еще случая, чтобы злорадно пнуть тебя после падения посильнее.
Мне было жалко себя… Я плакала, растирая слезы по щекам, решая в голове простые уравнения, подкинутые Вселенной.
В дверь постучали.
– Детка, открой мне, пожалуйста, – это была Клер. – Джонатан сам не понимает, что говорит.
Я встала с пола и вытащила из-под кровати чемодан.
– Дорогая, я сама не знаю, что с ним происходит, что это за детская ревность такая.
Я открыла шкаф и стала снимать с вешалки свою одежду.
– Стася, он сейчас же извинится перед тобой.
Я вытащила вещи из комода и тоже отправила их в чемодан.
– Милая, открой, мне неудобно разговаривать с тобой через дверь.
Я застегнула чемодан и открыла ей дверь.
– Стася… – Клер растерялась, увидев чемодан. – Что ты делаешь?
Я стерла последние слезы и ответила:
– Собираю вещи.
– Зачем? Ведь твой самолет только через два дня.
– Я сдам билеты и улечу сегодня.
– Милая… – она обняла меня за плечи, потом развернула к себе и прижала к груди. – Подумай, что ты делаешь?
– Клер. Не надо меня уговаривать. Я все решила.
– Натан просто глупый мальчишка, – снисходительно бросила Клер.
– Мальчишка?! Клер, ему скоро двадцать четыре. Вы считаете, что он все еще маленький мальчик? – возмутилась я.
– Он попросит у тебя прощения, – спокойно говорила она. – Он просто устал. И это на него совсем не похоже.
– Нет, Клер – я замотала головой. – Я не могу здесь оставаться. Это ваш дом, ваш сын. А я ворвалась…
Я высвободилась из ее рук и направилась в туалетную комнату за своей косметичкой. Пока я собирала свои пузырьки, у меня за спиной появился Коул.
– Ты… Ты, что действительно сейчас уедешь? – неуверенно спросил он.
Я завязала волосы в хвост и повернулась к нему, вложив в свой взгляд все чувства, которые меня сейчас переполняли.
– Пожалуйста, не уезжай. Я… Я…
– Что ты?! – с вызовом произнесла я.
– Я…
– Ты самовлюбленный эгоист! Том был прав! – выпалила я.
– Ах, Том! Да, беги к Тому, беги и пожалуйся на меня! – в ответ выкрикнул он.
– А ты поезжай к Скарлет и расскажи, что ты на самом деле чувствуешь рядом с ней! А не приходи к одиноким девушкам в спальню с разговорами!
Толкнув его плечом, я вышла из ванной комнаты. Клер наблюдала за нами в проеме комнаты.
– Ты психованная дура! – крикнул он вслед.
– А ты идиот! – ответила я.
Сложив все, что оставалось, в карманы чемодана и, еще раз оглядев комнату, я направилась в холл, отбивая чемоданом марш Славянки по ступенькам этого дома.
Я, конечно, понимала, что поступаю глупо и, что мне придется искать ночлег, если я не смогу поменять билет. Но тот поезд, тот товарняк, который подтолкнул Коул уже начал движение, и его уже никто не смог бы остановить.
– Стася! – Джонатан подлетел ко мне перепрыгивая через две ступени. – Сейчас поздно, куда ты поедешь?
– Оставь меня! – я выдернула руку из его хватки. – Я еду в аэропорт. Good bye London!
Он схватил меня за плечи и слегка встряхнул.
– Опомнись! Ты совсем не понимаешь, что ты делаешь? – теперь ему кажется уже не было так обидно за рогалики, что-то такое неуловимое мелькала у него во взгляде, но я, к сожалению, прибывая в дикой ярости, не могла разглядеть что это.
Поэтому, вырвавшись, сквозь слезы только и смогла сказать:
– Отпусти меня! Я тебя ненавижу!
Последние слова подействовали на нас обоих, я испугалась, а Натан выглядел потрясенным. Сделав шаг назад, он опустил глаза, потом посмотрел еще раз на меня, желваки на его лице пришли в движение, губы вытянулись в узкую полоску, а подбородок выдался вперед, скулы заострились, и, сглотнув, он с трудом произнес:
– Спасибо… Это отрезвляет лучше, чем сравнение с унитазом…
– Не за что! – все еще, бурно реагируя, рявкнула я, натянула шапку, пуховик, намотала шарф, открыла дверь, но остановилась, повернулась к лестнице.
– Простите, Клер, – выдохнув, выдавила я. – Простите.
Потом взяла чемодан, сумочку и шагнула на воздух, прочь из дома Коулов.
Все должно измениться, чтобы все осталось по-старому.
Джузеппе Томази ди Лампедуза.
Дверь за мной хлопнула с силой, и я вздрогнула.
Сказка кончилась, карета превратилась в тыкву, платье в повседневный наряд, а принц в обычного козла. «Финита ла комедиа».
Возможно, я слишком резко отреагировала на слова Коула, но в последнее время напряжение между нами стало настолько невыносимым, что я просто взорвалась.
Я стащила по лестнице вниз свой огромный и тяжелый чемодан, который, как специально, зацепился за перила и больно упал мне на ногу, и расплакалась. Это же надо, быть такой дурой, надеяться на какую-то сказку?
«Сказки бывают только в сказках», – как всегда кстати подошли слова Надюхи, которые нисколько не успокаивали.
Остановившись возле последнего крыльца в доме, я присела на ступеньки и посмотрела в сторону двери Коулов. Может быть, я все еще хотела его оправдать и ждала, что он побежит за мной. Может быть, я надеялась на Клер, но что-то подсказывало мне, что надеяться ни на что не стоит.