Твоя жена Пенелопа - Татьяна Веденская

Витя вздохнул, сделал большой глоток вина, уставился на Нину преданно. Какой он смешной все-таки… Глядя на него, ни за что не подумаешь, каким ремеслом занимается. Хотя, наверное, неброская внешность ему как раз на руку, чужого внимания не привлекает?

– А скажи, Вить, только честно… Сам-то своей жене изменять будешь?

– Я?! – округлил он и без того круглые совиные глаза в белесых ресничках. – Да ты что, Нин, шутишь, что ли?

– Ну почему же?.. Сам говоришь, всякого насмотрелся…

– Да при чем тут… Нет, что ты, эта песня не про меня. Да и фактурка у меня не ахти, чтобы… Сама видишь, не слепая!

Так он грустно вдруг эти слова про фактурку произнес! Так грустно, что Нине стыдно стало. А Витя продолжил, торопливо перебирая слова и, по всему видно, страшно волнуясь:

– Нет, я своей жене буду предан до идиотизма, Нин! Я сам так хочу, понимаешь? И вовсе не от того, что рожей не вышел, а сам… Очень хочу быть преданным! Знаешь, какой это на самом деле кайф? Послаще любой измены… Когда очень хочется, до температуры, до дрожи в крови быть верным и преданным. И если это на самом деле кому-нибудь нужно… То есть если тебе нужно.

Сбился, покраснел, опустил голову. Нина по-бабьи прижала ладонь ко рту, остановив дыхание. Господи, да что ж она… Какого рожна ей еще нужно? Любви неземной и великой? Не наелась еще такой любовью, до тошноты, до слез, до нервного срыва? Мало наелась насмешек, небрежения и предательства? Да это ж тебе, дорогая, судьбу благодарить надо после всего! Судьбу, явившуюся в облике Вити.

Нет, можно и не благодарить, конечно. Можно высоко вздернуть нос, уверяя себя каждодневно в собственной обаятельности и привлекательности. И нести, нести знамя своей горделиво человеческой значимости, веруя в байки о том, что замужество для современной и уважающей себя женщины – вовсе не панацея счастливой жизни. Да, многие так и делают. Убеждают себя, глядят на мир натужно-веселыми глазами женского одиночества. А у нее не получается почему-то! Ни на мир глядеть, ни глаз веселых делать. И разве это ее вина, что не получается? И бедный Витя – он-то в чем виноват?

Нина встала со стула, подошла к нему сбоку, прижала его голову к груди. Некрасиво, конечно, получилось, немного по-матерински. Зато – от сердца. И почувствовала, как он замер, боясь пошевелиться. Потом, конечно, опомнился, подскочил, обнял истово, принялся осыпать поцелуями лицо, шею, плечи… Она уж и не помнила, в какую секунду он ее на руки подхватил…

Ночью она проснулась, осторожно высвободилась из его сонных цепких объятий. Села на постели, медленно накинула на плечи халат. Отчего-то захотелось курить… Вроде и привычки такой не было, так, баловалась иногда с девчонками за компанию. Даже и не вспомнить, есть ли вообще в доме сигареты… Кажется, где-то валялась пачка в дальнем ящике кухонного стола. Пойти посмотреть, что ли?

Да, осталась одна сигарета. Можно постоять у окна, пуская в форточку дым, посмотреть на грустную глянцевую луну. И отдать наконец себе полный отчет в том, что сейчас произошло…

Значит, все-таки Витя. А что – Витя как Витя… По крайней мере ничего плохого, даже наоборот… Так выложился в проявлении нежности, такие слова говорил! Причем абсолютно серьезно, без куража. Да, именно это ее обижало всегда в Никите – легкое, едва заметное небрежение, кураж. А у Вити все так серьезно, с душевно-горячей старательностью… Причем такой искренней, что берешь ее с радостью, с ответной, хоть и немного вынужденной, но благодарностью! А что… Может, и не зря говорят, что мы любим вовсе не человека, а его любовь к себе?..

Да, может, и так. И пусть с ее стороны это звучит весьма и весьма эгоистично. Да кто, кто посмеет ее в эгоизме обвинить? Она любила без эгоизма, всей душой, но ее предали… Посмеялись, покуражились, выбросили. И пусть они все катятся с их куражами и насмешливостью! А для полноты ощущений можно и поубавить вам смеха в глазах… Так, в назидание.

Нина затянулась глубоко табачным дымом, распаляясь в мыслях. Да, да, можно и поубавить! Мы с Виктором вам смешны, Лариса Борисовна? Простецки забавны? Ах, какой смешной кавалер-белобрысик! Ах, привел вашу несостоявшуюся невестку на Дебюсси! Ну, посмотрим, посмотрим, кто из нас будет смешнее выглядеть.

Конечно, краем сознания Нина понимала, что надо остановиться в злобно-мстительных мыслях. Но не могла. Ее несло и несло… Может, это первородное из нее поперло? Из серии «не троньте дворнягу, у нее свое достоинство есть, пусть и плебейски мстительное»? Да, мы такие, из третьего поколения слесарей-инструментальщиков со второго турбомоторного.

Боже, какой ужас, если так… Но с другой стороны, позвольте и мне постоять с другой стороны баррикады! Уж сколько раз твердили этому миру – не провоцируйте нас, веселые снобы! Обиду в человеческом сознании еще никто не отменял!

Нина докурила сигарету до самого фильтра, щелчком выбросила окурок в форточку. Луна смотрела прямо в лицо, усмехалась. Ладно, надо идти спать… Утром со всеми эмоциями разберемся. Вместе с Витей…

* * *

Утром она проснулась от запаха кофе. Удивилась – откуда вдруг? И вспомнила, и поняла… И потянулась всем телом от удовольствия, которое принесло с собой понимание. Значит, Витя для нее завтрак готовит?.. Вот так вам! Не она подскочила чуть свет, а Витя! Что ж, еще одно новое ощущение в новой жизни… А может, он кофе в постель принесет?

Ой ой, несет, кажется… А у нее голова лохматая! Да и бог с ней, с головой. Наверное, надо притвориться спящей, чтобы совсем все по-настоящему было…

– Нин… Просыпайся, Нин… На работу опоздаешь.

– М-м-м…

Нина прогнулась в спине, потянулась в сонной неге. Открыла глаза, увидела его счастливо-озабоченное лицо. Улыбнулась…

– Я тебе тут кофе сварил… И завтрак приготовил, поешь… Любишь гренки с майонезом?

– Не-а. Я с майонезом не люблю. Я люблю с сыром.

– Ладно, буду знать…

Сев на постели, Нина откинула за спину спутанные волосы. Витя поставил перед ней поднос, передал чашку в руки, одновременно скользнув поцелуем по щеке. Она сморщилась, капризно отстраняясь:

– Ну, Вить…

Да, и это ощущение было новым – позволить себе капризничать. Довольно приятное, между прочим. Еще одна компенсированная прореха пережитого небрежения. Да разве Никите пришло бы в голову ей хоть раз утром кофе в постель принести? Хотя нет… Поначалу вроде было… Или не было? Нет, все-таки было…

Нина потерла ладонью лоб, пытаясь вспомнить. И тут же обозлилась на себя – зачем, зачем теперь-то вспоминать? Или ей никогда уже от тех отношений не отделаться? Да что это такое… Сама себе утро испортила!

– Что, Нин? Сахару мало в кофе положил, да? Так я наугад, две ложки…

– Нет, Вить, кофе отличный, спасибо. Ты мне лучше скажи… Помнишь, мы вчера говорили про фотографии? Те самые, которые у тебя в базе есть? Ну, где муж Ларисы Борисовны…

– Нин… Ну зачем тебе, а? – поморщился Витя, озадаченно поцарапав пальцами подбородок. – Брось, Нин… По-моему, это глупо, то, что ты затеяла. Конечно, я все готов для тебя сделать, но… Ей-богу, не нравится мне это. Чего ж мы нашу жизнь будем с подлости начинать? Оно нам надо?