Тварь размером с колесо обозрения - Владимир Данихнов

Спирин совсем не походил на профессора Светицкого. Он оказался молодой, довольно холодный профессионал. Видно было, что ему не очень-то хочется заниматься таким пациентом, как я; тем не менее он сделал все очень быстро. Забегая вперед, можно сказать, что план лечения был составлен буквально за два дня. Он посмотрел мои снимки, осмотрел меня. Помню, что-то начал мне рассказывать, но у меня после предыдущих трех курсов химии не до конца прошла глухота, и тогда он сказал: так, давайте я буду говорить с вашей женой, а она вам потом перескажет. Я внимательно вслушивался. Сейчас будет консилиум, сказал Спирин, мы посоветуемся с радиологом и химиотерапевтом. Насчет операции сложнее. В вашем случае во время операции слишком легко получить незаживающую ликворею, понимаете?

— И Володя тогда умрет? — спросила Яна. Голос у нее дрожал.

— Нет, — сказал Спирин. — Не умрет. Но есть шанс, может, примерно один из пяти, что нам придется взять кусок его черепа и, как бы это поточнее, закрыть им протекающую дырку, понимаете?

— Мы готовы рискнуть, — сказал я.

— Это понятно, — сказал Спирин, — но если вы думаете, что операция поможет вам избавиться от диагноза, то ошибаетесь. Тут вот какое дело, — добавил он, — в вашем случае речь идет не просто о лечении, а об оптимальном лечении, которое сохранит качество жизни больного. А операция, вполне вероятно, качество жизни ухудшит, причем весьма серьезно. Надо искать другой путь.

Он еще много раз повторит про «качество жизни». Помню, я тогда подумал: как это страшно, когда речь идет не об излечении, а о качестве жизни. Никто не говорит: мы вас вылечим. Говорят: мы улучшим качество вашей жизни. Только что не добавляют: «оставшейся жизни». Но я думал о том, как бы избавиться от той дряни, что засела у меня голове, а не о качестве жизни.

Спирин попросил нас какое-то время подождать в коридоре. Мы вышли, сели у стены. Яна набрала номер профессора Светицкого; он ответил сразу. Обрадовался, узнав, что мы в Москве; заочно похвалил специалистов института Бурденко, спросил, у кого мы на консультации, однако, услышав фамилию, признался, что не слышал о таком человеке. Впрочем, это ничего не значит. Оказывается, Павел Викторович сам только что вернулся из Москвы: был там на симпозиуме. Жаль, что не пересеклись. Спросил, что говорят насчет операции в Бурденко. Яна сказала, что в Бурденко насчет операции пока не уверены. Ищем другие варианты. Может, кибернож. Или, например, криодеструкция.

— А вы звонили в Блохина по номеру, который я вам дал? — спросил Светицкий.

— Мы туда ходили, но там такие очереди… — сказала Яна.

— Не надо вам в очереди, — сказал Светицкий, — звоните напрямую, говорите, что от меня.

Яна сказала: хорошо.

После долгого ожидания появился Спирин. Был консилиум. Несомненно, мне понадобится возобновление курсов химии: химиотерапевт утверждает, что трех курсов с такой опухолью было сильно мало, по какой причине они вообще так рано прекратили химию? Кроме того, вероятно, понадобится кибернож. Опухоль достаточно мала, меньше одного сантиметра, а кибернож — хорошее средство, достаточно действенное.

— Кибернож — это же облучение, да? — спросила Яна. — Просто ваш специалист из кафедры анатомии сказала, что у Володи опухоль еще не совсем опухоль, а скорее папиллома, которая только начала перерождаться в рак, и ее сложно убить лучами.

Спирин задумался: да-да, это, пожалуй, верно. Как вариант, сначала можно провести эндоскопическое удаление вашей папилломы. Но понадобится еще одна консультация. Я вас отправлю к нашему ЛОРу; она прекрасный специалист и в случае чего уберет все лишнее эндоскопом; поверьте, ей можно доверять. Надо, чтоб она вас посмотрела. Идите к ней прямо сейчас, номер кабинета такой-то. Скажете, что от Спирина, я с ней свяжусь. Все снимки она посмотрит у себя на компьютере, все уже загружено в сеть.

— Спасибо вам большое, — сказала Яна. — Так все быстро. В Ростове мы бы, наверное, большую часть дня провели в поликлинике, пытаясь попасть на прием в кабинет. После приема все побыстрее, конечно, но у вас вообще моментально.

Спирин сказал:

— Тут тоже небыстро. Считайте, что я выполняю за поликлинику большую часть работы.

Крупковский познакомился с Юлей вконтакте летом 2013 года. Юля была известный в ростовских кругах сталкер; по крайней мере, имела какие-то знакомства плюс могла помочь с инвайтом на урбантрип, сайт, где сталкеры и диггеры делились фотографиями и координатами интересных заброшек. Имея инвайт, можно читать неграмотные, но интересные отчеты о посещении самых адских мест города. Что касается Крупковского, то в заброшки в последнее время он перестал ходить, но Юля была девушка, и для него этого было достаточно: Крупковский готов общаться с любой девушкой в интернете на любую тему, особенно если дело касается мистики и тяжелой музыки.

Договорились встретиться Юля, Дима, Крупковский и я — Юля хотела показать нам давно заброшенное бомбоубежище, которое находится под заводом «Красный Аксай». Часть цехов завода заброшены, часть работают. Вход на завод охраняют чопы (слово происходит от аббревиатуры «частное охранное предприятие»), а вот вход в бомбоубежище никем не охраняется; правда, он частично затоплен, да и в самом бомбоубежище хватает воды. Впрочем, там неглубоко. Мы заранее купили заброды в магазине для туристов; у Димы были высокие резиновые сапоги. Встречу назначили в городе. Машину оставили на стоянке в тупичке среди невысоких домов и шумящих тополей; захватили рюкзаки с фонариками и забродами, добрались до места встречи пешком. Был поздний вечер. Юля с рюкзаком за спиной появилась в конце улицы, помахала нам рукой и быстро зашагала навстречу. Она была тоненькая, невысокая.

— Ей сколько лет? — спросил я.

— Четырнадцать, — сказал Крупковский.

— А-а-а… — Дима закашлялся, сдерживая смех.

— А ей не стремно с взрослыми дядьками по подземельям ночью шастать?

Крупковский пожал плечами.

— Ну по крайней мере теперь мы знаем свой уровень: школосталкеры.

— Да ладно вам, — сказал Крупковский. — Какая разница, сколько ей лет.

— Ты какой-то либерал.

— Да идите вы.

Юля подошла, мы познакомились. Она оказалась разговорчивой и очень неглупой; по узким переулкам повела нас к месту назначения. Уже почти стемнело. Места были старые, угрюмые, как в фильме ужасов; дома и кирпичные заборы потемнели от времени, покосились, разбитые окна были заколочены досками или затянуты полиэтиленовой пленкой. Прохожие в пути почти не попадались. По дороге Юля рассказывала нам о местах, где успела побывать; судя по всему, она с друзьями облазила большую часть города и области. Я спросил: слушай, если честно, тебе не страшно с какими-то левыми людьми ходить в такие походы ночью? Она посмотрела на меня, как мне показалось, немного испуганно; но помотала головой: нет. Мы же вконтакте познакомились, не на улице.