Друг мой, враг мой... - Эдвард Радзинский

– Но ведь это… измена? – прошептал я.

– Это говорит большевик? Грабивший и убивавший во имя Революции?! Неужто ты забыл завет: дружи хоть с дьяволом, если это нужно для Революции. Разве не этому учил великий Нечаев? Запомни: у нас может быть только одна измена – делу Революции.

– Но Революция, если меня не подводит память, у нас свершилась, – сказал я зло.

– Свершилась Революция для них. Теперь нужна революция для нас… Мы с тобой были идиоты, когда писали в «Правде» все эти глупости. – Он так и сказал: «Мы с тобой». – Одно нас оправдывает: мы создавали Красную гвардию. И если и писали все это, то лишь чтобы прикрыть это великое дело.

Я в изумлении смотрел на него.

– Ты понял меня, Фудзи? – спросил он, и глаза его стали желтыми.

Я ответил:

– Понял.

Коба продолжил:

– Когда эта вертихвостка сказала мне, что Ильич требует создать Красную гвардию по всей России, я рассмеялся и объяснил, что нами это давно делается, только тайно, – помолчав, добавил: – Как же он вовремя приезжает… Вокруг разруха, спекуляция и воровство. Армия не желает воевать, а его величество народ желает грабить… И он в этих письмах предлагает народу то и другое: заканчивай войну и грабь награбленное прежними хозяевами… На пороге у нас новая и настоящая Революция. Ох, разгуляется Русь! Я наслушался этих жалких говорунов в Совете и во Временном правительстве. Время речей, Фудзи, кончается, наступает время маузера. Наше время…

Он должен был сказать «мое время». Это был в очередной раз переменившийся Коба, вновь обретший прежнего бога – Ленина.

Но служить ему он собирался по-другому.

Его шахматная партия продолжится, и опять самым неожиданным ходом.

В последних числах марта он мне сообщил:

– Свершилось! Они выезжают из Цюриха. Ленин и с ним еще тридцать два человека. Германия согласилась пропустить их в закрытом пломбированном вагоне… Ты представляешь, что начнется в газетах? – Коба походил по комнате. – Я получил очередное письмо от Ильича. Благодарит за Красную гвардию, продолжает крыть за «Правду». Однако всего в трех строчках. Все остальное – тревожится… очень боится, что его попросту арестуют на перроне. Просит организовать его моментальный отъезд с вокзала под нашим прикрытием. Он не забыл, Фудзи, что мы с тобой отважные грузинские парни. Не забыл товарищ Ленин также, что Шляпников и Залуцкий – болваны. Он так и пишет: «Наверняка не сумеют найти извозчика, ведь все извозчики будут заняты в идиотские пасхальные дни». Не забывает крыть религию товарищ Ленин… Вот что я думаю: мы с тобой устроим ему сюрприз – вместо извозчика организуем товарищу Ленину экипаж понадежнее. Какой? Неужели не понял? Броневик. – Коба прыснул в усы. – Мы должны вытребовать у Совета броневик, почетный караул и гарантию безопасности для Ильича. Имеем ли мы право требовать это? Излишне говорить, что имеем. Приезжает вождь партии, много страдавший при «проклятом царском режиме». Давай потрясем наших братьев-грузин. – И добавил очень тихо: – Он все простит, все забудет за такую встречу…

Я с изумлением его слушал. В нем что-то сильно изменилось внешне. Раньше он был юркий и быстрый. Теперь стал важный, медлительный. Расхаживал по комнате, посасывая трубку, часто сам себе задавал вопросы. И сам же важно на них отвечал. Я тотчас вспомнил, где я это видел. У нас с Кобой в Гори был учитель. Мы все его смертельно боялись. Перед началом урока он всегда требовал положить руки на столы, после чего обходил с розгой и больно бил по рукам. И сам себя спрашивал вслух:

– Зачем я это делаю? – И отвечал: – Чтобы у вас, маленьких негодяев, не было тени сомнений: учитель все о вас знает. – И опять следовал его вопрос себе: – Почему я могу высечь любого из вас? Потому что каждый знает, за что!

Он всегда говорил вопросами и ответами, этот учитель. Единственный учитель, которого панически боялся маленький Сосо.

Вскоре в Петрограде стало известно то, что уже было известно нам: воюющая Германия согласилась пропустить вагон с Лениным и прочими большевиками. Приезжали Крупская, Инесса Арманд, Зиновьев, Радек, остальных не помню. (Пикантность ситуации: красотка Инесса была признанной возлюбленной, Крупская – женой… Притом что Ильич был большой моралист…) Пассажиры не имели права покидать вагон, пока поезд ехал по территории Германии. Что началось в газетах! «Немцы благоволят большевикам! Приезжают немецкие шпионы!..»

Помню, как я и Коба в два голоса уговаривали Чхеидзе.

Коба:

– Злобный вой в газетах! Спрашивается, что задумала контрреволюция? – Поучительно выставив пальчик (еще один жест нашего учителя): – Использовать приезд Ленина для травли Совета! Что в этих условиях должен сделать наш Совет?

– Защитить Ильича! – выкрикнул я.

– Я тоже хочу защитить, – вздыхал Чхеидзе.

Коба:

– Но что нужно для этого? Организовать официальную, торжественную встречу…

Так мы с ним на два голоса спели эту песню о встрече Ленина.

– Ну хорошо, попробуем, попробуем, – продолжал вздыхать Чхеидзе, – теперь это очень нелегко, но попробуем…

27 марта 1917 года пришла телеграмма – вагон с большевиками отправился из Цюриха… Новая телеграмма: вагон проехал через всю Германию… И третья: Ленин и компания прибыли в Стокгольм. Фотография в социал-демократической газете: в Стокгольме Ильич с Зиновьевым, Крупской и шведскими социал-демократами идет по улице. Ленин в модном котелке. Как потом рассказали, фотограф снял их, когда они выходили из магазина, в котором Ильич купил пальто и… историческую кепку. В Петрограде он сменит буржуазный котелок на эту пролетарскую кепку, которую издавна носили немецкие рабочие.

Наконец, четвертая телеграмма: поезд выехал в Питер.

Все это время мы с Кобой неутомимо готовили торжественную встречу.

По прибытии на Финляндский вокзал Ильич должен будет пройти в Царский павильон – здесь прежде встречали царя. Мы сумели уговорить Чхеидзе. Решением Совета подогнали к Царскому павильону целых два броневика. С одного из них, по замыслу Кобы, Ленин обратится к встречающим с поздравлением по поводу победы Революции.

Мы со Шляпниковым организовали шествие на вокзал «представителей рабочих окраин». Распевая «Интернационал», колонна рабочих подойдет к особняку Кшесинской. В это же время мичман Раскольников приведет из Кронштадта отряд матросов.

Обе колонны соединятся у особняка, получится внушительное зрелище: впереди грозные матросы, за ними рабочий люд.

С пением «Интернационала» колонна двинется к вокзалу.

И наступил памятный день! «Встреча Ильича» началась во время остановки поезда на финской границе. В вагон вошла целая делегация – Каменев, Раскольников, Шляпников, Залуцкий и я. (Коба оставался на вокзале – организовывать главное зрелище.)