Старая болезнь - Решад Нури Гюнтекин

размолвка приобретала все более необратимый характер, потому что была капризом двух людей, которые не любили друг друга.

Зулейха бывала чрезмерно едкой и язвительной, когда критиковала мужа. У Юсуфа тоже не осталось прежней выдержки. Он больше не мог сносить издевки и глотать обиды и, хотя по-прежнему был крайне мягок в обращении с женой, мог ей ответить достаточно жестко, когда ситуация того требовала.

И наконец, после лета, проведенного в Стамбуле, они сильно поссорились. Зулейхе не хватило целого лета развлечений, и она хотела поехать путешествовать по Европе зимой. Юсуф не согласился под предлогом неотложных дел в поместье. Их салон в Силифке был тот же, что и год назад, но они теперь изводили друг друга ежедневно.

Во многих молодых семьях, которые именуют счастливыми, творится то же самое, поэтому такие ссоры сами по себе не опасны. Но эти двое гордецов и недотрог были совершенно не похожи на других.

Однажды из-за какого-то пустяка Зулейха предложила Юсуфу развестись. Во многих семьях и такие угрозы звучат чуть ли не каждый день, и, не придай Юсуф этому никакого значения, Зулейха бы про это давно забыла.

Но Юсуф вдруг побледнел, чуть поколебался и сказал серьезным и спокойным голосом:

— Хорошо… Пусть будет так, раз вы того хотите!

После этих слов ни для одного из них не осталось пути назад, такие уж были у них характеры.

Между ними не случалось больше ни разногласий, ни обид, поэтому они сели за стол и по-дружески обговорили все детали развода.

* * *

Когда Зулейха уезжала из Силифке, никто в городе не знал, что она больше не вернется.

Под предлогом поездки по окрестностям на несколько дней они доехали до Аданы, а затем, запутав следы, направились в Джейхан[92].

В Джейхане у Юсуфа был знакомый адвокат, которого тоже звали Юсуф. Этот знакомый подготовил все заранее, встретил Юсуфа и Зулейху на станции, отвез в свой дом, где накормил ужином в увитой виноградными лозами беседке, а потом во время прогулки по улочкам городка как бы ненароком завел в суд.

Зулейха попала в здание суда впервые в жизни. Она глубоко вздохнула, когда увидела, что в темной комнате с низкими полками не было никого кроме белобородого старика, чем-то напоминавшего отца, и молодого писаря.

Судья знал суть дела. Но, несмотря на это, попросил их представиться и высказать свои претензии. Зулейху заранее научили, что нужно ответить. Примерно было ясно и что скажет Юсуф. Но когда ее супруг всю вину в семейных разладах взял на себя, при этом медленно подняв руку к груди, это показалось Зулейхе похожим на жест невинного ребенка и у нее сжалось сердце.

Она уронила сумку. Юсуф наклонился и поднял ее, а потом, перед тем как отдать Зулейхе, аккуратно отряхнул. Пока он это делал, судья задал еще один профессиональный вопрос:

— Вы когда-нибудь унижали друг друга?

Спрашивая это, он следил за движениями рук Юсуфа и горько улыбался.

Зулейха несдержанным и насмешливым тоном, который у нее появлялся в минуты сильного напряжения, сказала:

— Что может быть большим унижением, чем в вашем присутствии сказать, что мы больше не нужны друг другу?

Судья больше не настаивал. Он принял их требования. С этого дня они могли считаться разведенными. Им оставалось выждать год, чтобы соблюсти последние формальности.

* * *

Энисе-ханым узнала о случившемся в полночь того дня, когда Юсуф один вернулся обратно в Силифке, и первый раз в жизни упала в обморок. Вся в слезах, она рвала на себе волосы и кричала:

— Что ты сделал дочери Али Османа? — И хотела было вцепиться ему в горло.

Юсуф лишь строгим голосом проговорил:

— Молчи… Довольно, что я это знаю. А женщинам нечего вмешиваться.

Старая женщина в свое время слышала такие же слова, произнесенные тем же тоном его отцом. Она и сама себе не раз уже повторяла, что в этом доме она никто, просто деревенская женщина, которая должна считать сына — единственного мужчину в доме, будь он хоть с палец ростом — хозяином. Поэтому она спасовала перед строгостью Юсуфа и больше в его присутствии не решалась упоминать даже имени Зулейхи.

На следующий день, заколотив двери и окна в доме в Силифке, вся семья тихо и неслышно двинулась обратно в Гёльюзю.

Причина, по которой Юсуф и Зулейха обратились в суд в Джейхане, стала известна в городе позже.

* * *

После того как Зулейха вышла из здания суда — уже как независимый человек — она пережила несколько неприятных минут, как будто все еще находилась перед лицом представителя закона.

Чтобы уехать, нужно было дождаться Торосского экспресса, а для этого приходилось переночевать в Джейхане. Тайну Юсуфа и Зулейхи скрыли даже от жены второго Юсуфа. Бедная женщина все время — и пока прогуливалась с гостями по саду, и пока готовила им комнату, где они могли спать, — желала им в следующий раз приехать уже с ребенком.

Был момент, когда она с ревностью в голосе обратилась к мужу, указывая на ту заботу, с которой Юсуф обращался с Зулейхой, потому что та случайно порезала палец складным ножиком, каким режут черенки. С укором в голосе она произнесла:

— А вот если я порежусь, вряд ли ты придашь этому столько значения…

На следующий день, когда на станции Енидже их пути разошлись, Зулейха все еще внутренне не верила, что их расставание окончательное. Ей казалось, что она все еще может услышать его голос, которым он минутой ранее отдавал приказания служащим поезда.

Да, все это началось как шутка и вот к чему привело. Ее сердило, что, хотя первое предложение исходило от нее, ее желание исполнили так быстро, и никак не могла смириться, что от нее избавились так легко.

Вне всякого сомнения, если бы отец был жив, он бы их помирил. Но сейчас не оставалось никого, кто мог бы сломить их непомерную гордость. Случилось то, что случилось: нужно было принять все, как есть, и мужественно смотреть в будущее, защищая себя от напрасных переживаний.

Но она, приняв решение расстаться — еще до того, как поезд въехал в туннель Торос, ни на мгновение не предполагала, что все могло быть иначе. Как же тогда получилось, что столько времени спустя из-за какой-то случайности и из-за ужасных последствий, к которым привели разнесенные о ней слухи, Юсуф приехал, чтобы забрать ее? Еще более странно, что она сама безропотно, как ребенок, позволила ему притащить себя сюда?

У Зулейхи больше не осталось