Саладин. Победитель крестоносцев - Александр Владимирский

Тогда султан созвал совет и пригласил на него военачальников победоносных войск, чтобы посоветоваться и узнать их мнение, открытое или тайное; он пригласил их, чтобы узнать их сокровенные мысли, выяснить самые секретные планы, он хотел знать, что они думают, он просил их высказаться о наиболее подобающем решении, обсуждая с ними условия мира…

После установления размера дани в пятницу, 27 числа месяца раджаб (2 октября), они под давлением сдали нам город, как отдают полученное нечестным путем добро, а не дань. В городе было более 100 000 человек, в том числе женщины и дети. Повсюду закрыли ворота, и наместники проходили по домам, собирая дань. У каждых ворот стояли эмир и военачальник. Они вели счет входящих и выходящих: кто платил, тот мог выйти, кто не мог выплатить долг, попадал в тюрьму…

Франки начали продавать свое имущество, извлекая из тайников ценные вещи, которые они продавали на рынках за очень маленькую цену.

Великий патриарх забрал все, что было в храме Гроба Господня: слитки из золота, золотую и серебряную ткань. Также он забрал все ценные металлы и ткани из церкви Воскресения. Тогда я сказал султану: «Это огромные богатства, размер которых, видимо, достигает 200 000 динаров; им дали согласие на вывоз имущества, но не того, что находится в церквях и монастырях. Нельзя допустить, чтобы они остались в руках этих злодеев». Но он ответил мне: «Если мы используем договор им во вред, то нас обвинят в нарушении данного нами слова, так как сути дела никто не будет знать: будет лучше в точности выполнить данное им обещание. Таким образом, никто не сможет обвинить верующих в нарушении условий договора. Напротив, христиане объявят о благодеяниях, которыми мы их щедро одарили. Так они оставят все тяжелое и унесут с собой все легкое и ценное, стряхнув пыль со своего наследства и грязь с храма Гроба Господня».

Когда Иерусалим был очищен от грязи поганых франков и скинул одеяние унижения, вернув себе достоинство, христиане, заплатив условленную сумму, отказались уходить и молили, чтобы им позволили остаться и не обращались с ними грубо. Они не щадили себя в работе и не жалели своих сил, принимая с готовностью любую новую возложенную на них обязанность…

Они оказались в полной зависимости и обратились за покровительством к мусульманскому государству. Христиан использовали в качестве слуг и служащих, выполнявших ничтожные поручения. И к этому последнему испытанию они относились как к благу».

Таким образом, милосердие, проявленное Саладином к жителям Иерусалима, было вызвано не прирожденным гуманизмом султана (он и слова-то такого наверняка не знал), а элементарным политическим расчетом. Особо следует подчеркнуть, что защитники города практически вынудили Саладина сохранить им жизнь, угрожая в противном случае, что они все погибнут, предварительно разрушив город, так что армия султана не получит ни добычи, ни святынь.

Бернард Казначей так описывает взятие Иерусалима Саладином: «Когда графиня узнала, что король взят и христиане поражены, она сдала Саладину Тивериаду. В тот же день Саладин отправил часть своих рыцарей к Назарету, и город сдался. В среду он пошел к Аккону, и тот сдался; оттуда к Тиру, но Саладин не хотел начинать осады, потому что там заперлись рыцари, ушедшие с поля сражения. При этом случае Балиан Ибелин просил у Саладина охранную грамоту для пути в Иерусалим, чтобы оттуда привести королеву, свою жену и своих детей. Саладин дал ему то охотно, но с условием, чтобы он не оставался в Иерусалиме долее одной ночи и не воевал против него.

Когда Балиан прибыл в Иерусалим, городское население встретило его с радостью, дало по этому случаю праздник и просило его именем Бога взять на себя его защиту и управление. Он отвечал, что не может, ибо дал клятву Саладину, что останется только одну ночь. Патриарх ему отвечал: «Государь, я разрешаю вас от греха и клятвы, данной вами Саладину; знайте, что больше греха сдержать ее, чем нарушить; будет великий стыд и вам, и вашим наследникам, если оставите Иерусалим в настоящем его положении, и никогда на земле не будет вам никакой чести». Тогда Балиан обещал остаться. Жители города дали ему вассальную присягу (homage) и признали его своим государем. В Иерусалиме оставалась еще королева, жена короля Гвидо, но спасшихся после битвы было всего два рыцаря. Тогда Балиан Ибелин возвел в рыцари 50 сыновей горожан; и знайте, что город был так переполнен женщинами и детьми, убежавшими туда при известии о плене короля и поражении христиан, что по размещении их по домам, сколько то было возможно, другие должны были оставаться на улицах. Тогда патриарх и Балиан открыли памятник Гроба, покрытый серебром, и обратили все это в монету, для раздачи рыцарям и пехоте. И каждый день рыцари и простые воины ходили по стране около города и закупали съестные припасы, предвидя близкую осаду.

Впрочем, остановимся говорить об Иерусалиме и обратимся к Саладину, который стоял подле Тира. Саладин полагал, что пока находятся в Тире те рыцари, ему не удастся ничего сделать. Потому он пошел дальше и осадил город Сайетт (Saida, Sidon), отстоящий на шесть миль от Тира. При этом он взял город Габул, а потом замок Батрий. Из этого-то замка происходила та дама, которую граф Триполи не соглашался выдать за Герара Рошефор, который с досады вступил в Тампль: отсюда произошла та вражда, которая погубила страну. Когда граф Триполи узнал, что Саладин вступил в его землю, он пустился морем вместе с князем Антиохии и со всеми рыцарями и удалился в Триполи; но он недолго жил по своем прибытии туда и, как говорят, умер от печали, оставив свои владения сыну, князю Антиохии, который с того времени сделался графом. Когда Райнольд Сидонский и начальник Тира увидели, что все рыцари удалились и что у них осталось мало людей и мало пищи, они пригласили к себе Саладина и обещали сдать ему Тир. Саладин, услышав о том, пришел в великую радость; он избрал одного рыцаря и отправил с ним свое знамя, чтобы водрузить его на башне; но начальник отвечал, что он не смеет сделать того, опасаясь жителей города, но как только явится Саладин, он водрузит его знамя и удержит. Рыцарь возвратился и донес о том Саладину. Тогда Саладин поспешно отправился к Тиру; но Бог еще до его прибытия послал городу помощь, не желая его погубить; Господу было угодно удержать Тир за христианами, чтобы у них оставалось хоть немного земли».

Тир спасло прибытие Конрада Монферратского, сына маркграфа Монферратского, находившегося в плену у Саладина. Он прибыл в Тир еще до прихода Саладина, отказался сдать ему город и возглавил его оборону.

Бернард Казначей свидетельствовал: «Когда Саладин увидел, что ничего нельзя сделать с Тиром, он удалился, осадил Цезарею и взял ее; оттуда пошел к Яффе и взял ее; потом подошел к Аскалону и осадил его; но город оказался хорошо укрепленным, и Саладин не мог его взять так легко, как он прежде думал. Тогда он пошел в Дамаск, чтобы привести в лагерь иерусалимского короля. После прибытия его Саладин сказал жителям Аскалона, что если они желают сдать ему город, то он даст свободу им и королю. Король переговаривался со своими людьми, находившимися в городе, и объявил им, что он не желает сдачи Аскалона для себя, ибо это было бы жаль сделать для одного человека: но он просил их именем Бога, если они не будут в состоянии держаться и сдадутся, то пусть это устроят так, чтобы и он получил свободу. Тогда граждане собрались, совещались и объявили, что они не видят ниоткуда себе помощи, а потому лучше сдать город для спасения жизни и имущества, нежели умереть от голода или быть взятыми силой. Они и сдали город Саладину на следующих условиях: им и их имуществу обеспечивается независимость, и Саладин обязуется доставить их безопасно на землю христиан. Король был освобожден вместе с другими девятью, которых он выберет в темнице; но король должен был остаться в заключении до конца марта, а Аскалон сдался в конце августа предшествовавшего года.