Эра беззакония - Вячеслав Энсон

— Понимаю… — протянул Пустельгин.

— И программы трансляции в регионах центральных каналов за этот же период. Понимаешь?

— Да объясни толком — зачем?

— Пусть заставят своих телевизионщиков под роспись подтвердить даты и время показа репортажей о самоубийствах в местных криминальных новостях или других передачах.

— Так-так-так, начинаю врубаться! — Пустельгин кивнул Лиходеду, — Иван, въезжаешь? Строчи запрос. Быстро!

— Может, только по «пострадавшим» областям? — справился Лиходед.

— Шли по всем! Для чистоты эксперимента… — Калмычков плюхнулся в кресло. — Так просто, мужики! Я еще в кафе понял, что их болтовня пригодится. Телевизор почти не смотрю. Где мне догадаться! Страшная сила интуиция!.. Меня этими снами из колеи выгоняло. Прямиком под разговоры про телевизор! Я отмахивался, а она меня, мордой в подсказку.

— Интуиция — не аналитический отдел… — согласился Лиходед.

— Всем шепчет, да не все слышать хотят, — веско вставил Пустельгин.

Подработали текст запроса, и полковник Пустельгин побежал собирать визы должностных лиц. Лиходед подумал немного и предложил:

— Давай парочку УВД обзвоним. Из «пострадавших»… Ответы на запросы сутки ждать придется, а мы срочно, не отходя от аппарата. В порядке проверки версии.

— Звони! — согласился Калмычков.

К тому времени, когда Бершадский вернулся от министра, они имели на руках факсы из четырех областей, охваченных эпидемией суицида, и из трех «чистых».

Бершадский вернулся генералом, но вид имел задумчивый. Не сразу въехал в то, что зашептал ему на ухо Пустельгин, но въехав, разогнал всех обступивших его по разным вопросам сотрудников. Оставил только «вологодцев» и Калмычкова.

— Влипли мы в историю… — все еще под впечатлением от разговора с министром протянул он. — Теперь как в «Кавказской пленнице»: или я поведу ее в загс, или она меня к прокурору. Все в тумане… Рассказывайте, что за система?

— Пусть Калмычков доложит, его идея, — попросил Пустельгин. Генерал кивнул.

— Обнаружена четкая связь между показами сюжетов о самоубийствах по телевидению и проецированием увиденного на себя каким-то небольшим процентом телезрителей. Видят — и повторяют. Причина не выяснена. Нужна экспертиза видеоматериала.

Мы принимали во внимание только показ по центральным каналам. Поэтому не могли увязать хронологию. Но есть еще десятки телестудий в областях и крупных городах. Страна живет в телевизионном виртуальном мире. С учетом регионов, система как на ладони!

Самоубийства происходят в день показа сюжета или, максимум, на следующий день. Первый показ восемнадцатого октября по ОРТ: четыре самоубийства восемнадцатого и девятнадцатого. Сюжет тиражируют ТВЦ и «Московия» Вот вам московские самоубийцы. Через день три региональных канала включают ролик в свои новостные блоки. Это Питер, Самара и Нижний. Вот таблица, глядите, что происходит…

— Как ты допер, Калмычков? — вопросительно взглянул на него Бершадский.

— Интуиция подсказала. Почти час слушал, как девчонки в кафе исключительно про телевизионную жизнь говорили. Я и подумал: они живут в этом чертовом ящике. Дальше дело техники и помощь профессионалов, собранных вами для решения сложных задач.

Генерал внимательно посмотрел на Калмычкова.

— Кадры решают все. Тут я со Сталиным согласен. Но и ты не прибедняйся…

— Товарищ генерал, разрешите? — подал голос писавший что-то на листке бумаги Лиходед. — Если закономерность подтвердится, нас ждут веселые денечки.

Он протянул генералу листок. И продолжил комментировать:

— Можно сделать предварительный вывод о том, что местные показы вызывают суицидальные последствия сильнее. «Клиент» живее реагирует на случай в родном городе, чем на столичные новости. Совпадение на уровне каких-нибудь местных вибраций. Вроде биоритмов. Если это факт, нас ждет лавинообразный процесс. Послезавтра количество трупов перевалит за сотню (подарок ко Дню милиции), а в следующий понедельник распечатаем вторую тысячу. Механизм такой: питерского самоубийцу показали по центральным каналам. Это детонатор. В регионах откликнулись. Их тоже показали по местным телеканалам. Новый урожай. Каждый следующий показ плодит последователей. Их снова показывают. Подхватят соседние регионы, или продублирует Москва, процесс наберет новую силу.

— Но почему? — генерал ошарашенно смотрел на лиходедовские цифры.

Никто не ответил.

— Министр не представляет последствий… — сказал Бершадский. — Может, под него бомба? А может, и выше? Ждем ответы на ваш запрос. Полковник Пустельгин — изъять на телевидении оригинал питерского самоубийства, отправить на экспертизу. Пусть ищут двадцать пятый кадр или что-то в этом роде. Лиходед — анализ поступающей информации. А вы, Калмычков — в Питер. Жаль отпускать, но надо найти начало цепочки. Два дня на все. По моему звонку — обратно. Про телевидение — молчок! Молчок! Все, что про телевидение, за дверью этого кабинета — табу! Понял? Ну, езжай. И накопай, хоть что-нибудь! Я запомнил тебя, Калмычков.

Так закончился первый набег Калмычкова в Москву.

«Нормально! — успокаивал он себя по дороге в Питер. — Врагов не нажил. Не прокололся. Бершадский себе из этого дела новые погоны сошьет. Может и меня не забудет. Прорвемся!»

Восьмого, с утра, выпал снег. Лег на подмороженную ветром землю и продержался до обеда. Превратился в грязную кашу на тротуарах, кое-где сгинул под лопатами дворников. На улице, по которой брела Валентина, дворники подобрались ушлые, с понятием. Решили: «Зачем карячиться, скрести асфальт? Тяжело после праздника. Сам растает! Природе, главное, не мешать». Попрятались дворники этой улицы. А снег остался.

Валентина идет, опустив взгляд. Вся в себе. Последнее время только так и ходит. Окружающее не волнует ее. Разве что зарежут кого перед самым носом. И то, неизвестно, заметит ли? Ведь не обходит сегодня сырых участков, не чувствует как набухает влагой кожа сапог. Идет себе и идет.

Муж в командировке, Ксюня убежала к подружкам. Пусто в доме. А за окнами — снег. Собралась и вышла. В любимом черном пальто, собственноручно связанном сиреневом берете и длинном шарфе в тон. Высокая, гибкая, гордая.

У ближнего супермаркета народ топчет грязное месиво. Прошла мимо. Через пару кварталов есть другой магазин.

Побрела по пустынному тротуару, и не заметила, как оставила позади это «другой» магазин, как свернула в боковую улицу, потом еще в одну. Ноги отработали привычный маршрут. Часто гуляет по этому кругу. Выйдет после работы из метро, бросит взгляд на часы, и вперед: четыре квартала прямо, три налево, еще раз налево и наискось, через недоделанный парк.

Работает она далеко, на другом конце города. Инженером в сервисной фирме. Поверяет и налаживает КИП. После работы трясется в метро, потом заходит в «Карусель» за продуктами и спешит домой, кормить дочь, дожидаться с работы мужа.