Воронья дорога - Иэн Бэнкс

– Ладно! – резко развел руками Кеннет.– Ладно.– Несколько секунд он сидел неподвижно, и Прентис тоже не шевелился: сгорбился, напрягся на банке и глядел в сторону. Не дождавшись ни слова от сына, Кеннет вздохнул:

– Прентис, тебе бы не мешало разобраться со всем этим. Я… Мы с твоей матерью всегда хотели, чтобы ты научился мыслить самостоятельно. И теперь мне больно думать, что ты позволишь другим людям… или какой-нибудь идеологии решать за тебя, пусть даже это удобно…

– Отец! – громко произнес Прентис, подняв взгляд к серым тучам,– Я не хочу об этом разговаривать. Замнем, ладно? Я лишь пытался… Все, проехали! – Прентис резко обернулся, и у Кеннета едва слезы на глаза не навернулись, такое выражение было на лице сына: боль, отчаяние. Похоже, Прентис и сам был готов заплакать, а может, уже плакал – под дождем не разобрать.– Оставь меня в покое!

Кеннет опустил глаза, помассировал двумя пальцами крылья носа, сделал глубокий вздох. Прентис снова отвернулся.

Отец сложил удочку, и окинул взглядом испещренную дождевыми каплями плоскость маленького лоха, и вспомнил тот жаркий тихий день тридцатилетней давности, другую рыбалку, которая закончилась совсем иначе.

Он взялся за весла.

– Поплыли-ка к дому. Прентис ничего не ответил.

* * *

– Фергюс, дорогуша, да ты промок! О, как я погляжу, ты привел маленьких друзей!

– Да, мама.

– Добрый день, миссис Эрвилл.

– А, так это же юный Кеннет Макхоун! Не узнала – ты же с капюшоном. Что ж, я рада, входите, раздевайтесь. Фергюс, дорогуша, закрой-ка дверь.

Фергюс затворил дверь.

– Это Лахлан Уотт. Его папа на нашей фабрике работает.

– О, вот как?

– Ага.

– Ну что ж… Вы, наверное, весь день играли? Миссис Эрвилл взяла у детей верхнюю одежду, причем с ветхой и грязной курточкой Лахи обращалась, не скрывая брезгливости. Повесила капающую одежду на вешалки. На задней веранде старого дома Эрвиллов, стоявшего у подножия холма Барслойнох за северо-западной окраиной Галланаха, пахло одновременно сыростью и уютом.

– Осмелюсь предположить, что молодые люди не откажутся от чая?

Миссис Эрвилл была высокой, с аристократической внешностью. На памяти Кеннета она всегда носила головной платок. В этот раз его не было, она вышла в твидовой юбке и свитере, с жемчужным ожерельем, и жемчужины перебирала, как четки.

Она приготовила чай и бутерброды с ежевичным желе. Все это расположилось на столике в комнате Фергюса, на втором этаже.

Фергюс съел один бутерброд, Кеннет – два. Больше не успели: все остальное уплел Лахи. Считанные месяцы назад закончилась война, продукты до сих пор выдавались по карточкам. Лахи откинулся на спинку стула, сыто рыгнул.

– Ништяк.– И вытер рот дырявым рукавом джемпера.– Видали б вы наш хлеб – он зеленый, во!

– Как это – зеленый? – спросил Кеннет.

– Что за ерунда? – Фергюс хлебнул чая.

– Зуб даю! – ткнул в сторону Фергюса грязным пальцем Лахи.

– Зеленый хлеб? – переспросил, ухмыльнувшись, Кеннет.

– Ага, зеленый. Я скажу, почему он зеленый. Тока обещайте никому не говорить.

– Ладно,– Кеннет наклонился вперед, подпер голову ладонями.

– Я тоже обещаю,– неохотно уступил Фергюс. Лахи покосился по сторонам и сказал шепотом:

– Бензин.

– Чего? – не понял Кеннет. Фергюс фыркнул:

– Чушь собачья.

– Не-а, это правда,– возразил Лахлан.– Видали военных мореманов с базы летающих лодок?

– Ну да,– нахмурился Кеннет.

– Они в бензин подливают зеленую краску, и если ее потом найдут в баке твоей тачки, тебя в кутузку посадят. Но можно пропустить бензин через хлеб, краска в нем останется – езди сколько влезет, и никто ничего не узнает. Зуб даю! – Он снова откинулся на спинку стула.– Вот почему мы зеленый хлеб часто хаваем.

– Ничего себе! – поразился Кеннет.– Невкусно, небось?

– Это противозаконно,– решил Фергюс.– Моя мама с комендантом базы знакома. Если я ей расскажу, она ему расскажет, и тогда вас всех посадят в тюрьму.

– Ага,– кивнул Лахи.– Но ты же пообещал никому не рассказывать, или забыл? – Он ухмыльнулся, глядя на Фергюса, который сидел по другую сторону столика.– Мамочка тебя всегда называет дорогушей?

– Нет.– Фергюс выпрямил спину и провел по лбу ладонью, чтобы убрать с глаз прядку волос—

, Редко.

Кеннет встал и отошел глянуть на большую модель, заключенную в стеклянный ящик у противоположной стены комнаты. К сожалению, это оказался заурядный пароход, а не боевой корабль, но и он смотрелся величаво, как те пароходы, которые Кеннет видел в большом музее в Глазго, когда его туда возил папа. Ему понравилось, что очень точно воспроизведены детали: пиллерсы, планшири, иллюминаторы, даже весла на крошечных шлюпках за высокой трубой.

– Ты у нее, стало быть, дорогуша? – спросил Лахи, собирая с тарелки крошки.—А, Фергюс?

– Ну, а если да, то что? – засопел Фергюс.

– Ага: если да, то что? – спопугайничал Лахи. Кеннет отвел взгляд от великолепной блестящей модели, посмотрел на своих друзей. У Фергюса лицо сделалось пунцовым.

– По крайней мере, мистер Уотт, меня мама не лупцует.

Лахи усмехнулся, заерзал на стуле.

– Ага, везет же кой-кому.– Он встал, обошел комнату, взглянул на деревянные модели самолетов на столе, потрогал.– Какой изячный коврик, дорогуша! – Он покачался на пятках на толстом коврике с мудреным узором.

Фергюс ничего не сказал. Лахи взял два-три оловянных солдатика с лотков, потаращился на развешанные по стенам карты: Шотландия, Британские острова, Европа, карта мира.

– Красные – наши?

– Вообще-то они королевские,—сказал Фергюс.– Это же империя. Красные они вовсе не потому, что большевики.

– Ага,– кивнул Лахи,– это я в курсе. Я-то хотел сказать, что они британские, значица, наши.

– Не знаю, «наши» или «не наши», но они британские.

– Ништяк,– безразлично сказал Лахи.– Ну, а я-то – британский или нет?

– Гм… пожалуй,– кивнул Фергюс– Но я не понимаю, как ты можешь про что-то говорить «наше». Тебе даже твой родной дом не принадлежит.

– Ну и че? – рассердился Лахи.

– Фергюс,– вмешался Кеннет,– мы живем в Британской империи, и мы все – британцы, и когда вырастем, сможем голосовать, ведь у власти не король, а парламент, согласно Великой хартии вольностей. И мы выбираем парламент, верно? Значит, это наша империя, правда? И все в ней – наше!