Неделя зимы - Мейв Бинчи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Только если вы споете «Отель разбитых сердец», — сказала Винни.
Тут в разговор вмешалась миссис Старр.
— Лилиан, звонил ваш сын. Из Лондона. Я сказала, вы перезвоните ему, когда вернетесь.
— Сначала я приняла бы ванну, — ответила Лилиан.
— А вы сообщили ему… — начала Винни.
— Я только сказала, что вы немного задерживаетесь, ничего больше.
Обе с признательностью посмотрели на нее.
Лицо Лилиан стало задумчивым.
— Винни, а почему бы тебе ему не позвонить? Он же твой жених. И поговорить он хотел, скорее всего, именно с тобой. Скажи, я позвоню в другой раз.
Она решительно направилась в свою комнату.
Только Чикки Старр и Фреда О’Донован поняли истинное значение этих слов. Обе чувствовали, что благодаря долгим часам, проведенным в пещере на берегу Атлантики в ожидании отлива, в отношениях между Винни и Лилиан произошел перелом. Конечно, впереди была еще долгая дорога, однако, как и погода, эти отношения с утра претерпели весьма благоприятные перемены.
Джону приходилось напоминать себе, что это обращаются к нему, когда он слышал собственное имя. Много лет никто не называл его так, хотя на самом деле именно под этим именем его давным-давно записали в сиротском приюте.
Весь мир знал его как Корри.
В детской книге, которую монахини читали детям по вечерам, был такой персонаж, Корри — очаровательный малыш, которого все обожали. Джон захотел, чтобы и его звали так — монахинь это очень позабавило.
В приюте был садовник — старик родом из деревни Салинас. Он частенько говорил воспитанникам, что это лучшее место на земле, и когда он накопит достаточно денег, то вернется туда и купит себе домик.
Корри раз за разом повторял название деревни: Салинас. Оно ему очень нравилось.
Своей фамилии у него не было. Он решил, что его фамилия будет Салинас.
Он стал Корри Салинасом и в шестнадцать лет устроился на свою первую работу — в сандвич-бар.
У бара был контракт на поставку ланчей для съемочных групп, и Корри довольно быстро обратил на себя внимание. Дело было не только в темных глазах над орлиным носом, вьющихся волосах и умных глазах, в которых плескался потаенный юмор, — он с первого раза запоминал, кто предпочитает арахисовое масло, а кто — обезжиренный сыр. Он всегда был к услугам клиента; даже самые избалованные и капризные звезды, которые постоянно меняли свои заказы и говорили, что им доставили не тот сандвич, были покорены.
— И откуда у тебя столько терпения! — удивлялась Моника, работавшая вместе с ним.
— Тут полно сандвич-баров. Мы хотим, чтобы клиенты выбирали нас, поэтому поначалу надо приложить чуть больше усилий, — жизнерадостно отвечал Корри.
Он не боялся тяжелой работы. Корри жил в комнатке над прачечной и по утрам мыл там полы вместо арендной платы.
Ему не приходилось тратиться на еду, поскольку в сандвич-баре всегда было чем перекусить. Корри откладывал каждую копейку; все деньги шли на уроки актерского мастерства. Невозможно жить в Лос-Анджелесе и не мечтать попасть в кино.
Потом у них с Моникой завязался роман.
Благодаря привлекательной внешности Корри легко мог стать статистом. Однако он даже не рассматривал такую возможность. Это означало болтаться целыми днями на съемочной площадке и зарабатывать в разы меньше, чем торгуя сандвичами. Нет, ему нужна роль со словами и, пожалуй, собственный агент.
Вот о чем он мечтал.
У Моники была совсем другая мечта: чтобы они переехали в отдельную квартиру и открыли собственный ресторанчик. Какой смысл горбатиться с утра до ночи, чтобы сделать хозяина еще богаче?
Однако Корри стоял на своем. Он хочет быть актером. Ему не нужен ресторан.
Монику это сильно расстраивало. Она повидала в жизни немало людей, растративших молодость в погоне за голливудской мечтой. Ее отец был одним из таких. Однако Корри стал любовью всей ее жизни — красивый юноша с чувственным лицом, уверенный в том, что его ждет успех в кино. Она не собиралась давить на него, рискуя потерять Корри навсегда.
И тут Моника забеременела. Она не знала, как сообщить об этом Корри; больше всего она боялась, что он сразу же ее бросит. В их паре за предохранение отвечала она. Моника забыла вовремя выпить таблетку — совсем непредумышленно. День за днем она гадала, как сообщить ему эту новость, чтобы Корри не рассердился. В конце концов он обо всем догадался сам.
— Почему ты не сказала мне раньше? — Корри был на седьмом небе от счастья.
— Я не хотела лишать тебя мечты.
— Теперь у меня две мечты: семья и карьера в кино, — ответил он.
Они поженились три недели спустя, и Моника переехала в комнату над прачечной. Оба подыскали себе дополнительную работу, чтобы немного подкопить. Уроки актерского мастерства стоили недешево; знакомые говорили им, что на ребенка потребуется куча денег.
Когда на свет появилась Мария-Роза, у Корри Салинаса был собственный агент и его отобрали на роль одного из трех поющих официантов в высокобюджетной музыкальной комедии. По словам агента роль была небольшая, но перспективная. Звездой фильма была стареющая актриса, прославившаяся своим капризным нравом. Если он произведет положительное впечатление, съемки могут оказаться первой ступенью блестящей карьерной лестницы.
Корри сделал все, чтобы понравиться. Он был внимательным и бесконечно терпеливым все долгие-долгие часы съемок. Он обращался с первым ассистентом режиссера так, словно перед ним сам господь бог. Для стареющей звезды Корри готовил свежевыжатые соки по собственным рецептам. Она говорила всем, что он — милашка.
Два других поющих официанта порой не могли сдержать раздражения, Корри же всегда оставался приветливым и улыбчивым. Усилия окупились: к концу съемок у него уже было предложение сняться в новой ленте.
Мария-Роза была самым очаровательным ребенком в мире.
Родные Моники охотно помогали им; они надеялись, что ее муж вскоре бросит свою затею с кино и найдет себе хорошую работу с достойной оплатой. У Корри не было родных, но он частенько клал малышку в коляску и отправлялся с ней в приют, где когда-то вырос, — там ему всегда были рады. Он неоднократно пытался расспросить монахинь о своих родителях, однако получал один и тот же ответ: о них ничего не известно, его нашли у дверей приюта в возрасте трех недель вместе с запиской на итальянском, где монахинь просили присмотреть за ним и дать ему хорошую жизнь.
«Вы и правда дали мне хорошую жизнь», — неизменно отвечал Корри.
Монахини очень его любили. Многие их воспитанники покидали приют с ожесточившимся сердцем, сожалея о том, что выросли без семьи. Времена сейчас другие: дети свободно могут посещать кино и театр. Они обещали Корри, что будут ходить на все его фильмы и даже организуют его фан-клуб.