Квартет - Василина Орлова

— Что ты, Майя.

Елена слушала бред и не верила своим ушам. На самом деле это она всегда смотрела на Майю снизу вверх, старалась подражать ей. Ее уверенности в себе, ее независимости. Она и на школьные дискотеки, на которых Майка неизменно оказывалась королевой бала, не ходила — чего-то стеснялась.

Кирилл привез Елену на смотровую площадку Воробьевых гор. Отсюда Москва была великолепна. Солнце, тусклый оранжевый шар, стелило длинные тени. В преддверии вечера фиолетово-сизый город примолк, готовясь окунуться в ночную жизнь. Обернешься — фоном, слегка устрашающей декорацией высится громада Университета. Облицовку фасада драят специальной жидкой смесью с песком, и верхняя половина здания светлая, а нижняя пока еще сохраняет неопределенно-бурый цвет.

— Что же вы решили? — задал вопрос Кирилл.

— Я согласна на ваш прожект. Да, кстати, возможно, вам будет интересно. Ваше предложение — не единственное. В последнюю неделю, похоже, открыта охота на учителей средней школы.

Наверно, она не должна была этого говорить, но ей захотелось уязвить Кирилла. Он ухватился за оброненную фразу, попросил объяснений.

— Возможно, я приму оба предложения, — уклонилась Елена.

— Прекрасно, — резюмировал Кирилл, не скрывая раздражения. — Я полагал, мы друзья. Но как вам будет угодно.

Досада — единственное, что выдавало его интерес к ней. По внешнему трудно понять, какого рода этот интерес? Подумав, Елена все же утвердилась: их отношения будут лишь деловыми. Разговор не клеился.

Кирилл отвез ее домой и отчалил. От обиды и со зла захотелось курить. Надо отбросить никчемные надежды. Поразмыслив, она взяла сотовый.

— Кирилл, хотела поблагодарить вас за чудесную прогулку. — запела в трубку мелодичным голосом.

— Рад, что вам понравилось, — настороженно отозвался Кирилл.

— Простите, я пришла к выводу, что повела себя и в самом деле несколько несоответственно.

— Несоответственно, — Кирилл, похоже, пробовал слово на вкус.

— Если вам и правда важно, кто еще предложил мне…

— Лена, важно не это. Просто вам нет никакого смысла распыляться.

— Могу сообщить вам, что это Богаделов.

— Богаделов?

— Ну да, ведущий программы «Личности».

— Где я видел ваше выступление с Кариной Добронравовой. — уточнил Кирилл.

— Да. — подтвердила Елена. — Не откажитесь сообщить, вы с ней давно знакомы?

— С Кариной? Не очень. А почему вы спрашиваете?

— Откровенность за откровенность, насколько недавно? — проигнорировала его вопрос Елена.

— Надеюсь, вы ревнуете? — позволил себе вольность Кирилл.

— Скорей, уточняю роли.

Он засмеялся:

— Извините, шучу не очень удачно. Более тесное знакомство с Кариной мы свели после той передачи. Но оно чисто деловое!

После передачи. Правда или нет? И какие же дивиденды они надеются с нее получить?

— Ах эта скотина Богаделов! — Карина рвала и метала. — На чужой кусок не разевай роток. Такой кадр задумал из-под носа увести, и это у меня. Нет, пусть оставит свои мечты.

Она выщелкнула сигарету из пачки, но, сломав ее неловким движением, отбросила в сторону.

— К чему столько эмоций? — пожал плечами Кирилл.

— Он уведет ее, посмотришь, уведет!

— Это еще не известно, — он нахмурился. — Но даже если уведет, что тут такого? Ты так с ней носишься, будто она твой последний шанс.

— Я привыкла браться за дело и доводить до конца, — холодно пояснила Карина. — И не делай вид, будто тебе все равно, станет она работать с ним или нет.

— Послушай меня. Она работать с нами не станет. — вдруг с расстановкой произнес Кирилл и глянул на Карину.

— То есть?

— Если я что-нибудь понимаю в людях. Эта девочка сейчас, возможно, еще не осознает, но где-то в глубине души уже знает: ей нельзя связывать себя с людьми вроде нас. Да и Богаделов ей не союзник. Мы про разное. Каждому вложено свое. Ты меня понимаешь?

— Чушь. — отмахнулась Карина. — Ты просто запал на нее. Что в этой Птах? Да ничего. Ни стиля, ни денег, ни образования. Всего-то и есть — драйв. Ее выходки, да-да, именно выходки, не от большого ума. Ее по наитию несет куда-то, она и сама не знает, куда. Пусть будет счастлива, что ее заметили. Могли ведь и просто ментов вызвать.

— Ты не поняла. — Кирилл прошелся по комнате. Остановился перед раскрытой балконной дверью. — Можно, конечно, и так рассуждать. Но это против Бога. А ее Бог любит, она его крестница. Если мы ее возьмем в раскрут, однажды все равно признаем: весь этот пиар тщета. Мы с ней не справимся.

— Что-то я не соображу, куда клонит маэстро?

— Никуда я не клоню. Сам пытаюсь разобраться. Ладно, закроем тему. Жизнь сложнее, чем мы о ней думаем.

— Проще. — не преминула возразить Карина.

Директриса, Любовь Петровна, которую Елена помнит еще со своей школьной скамьи, нависала над маленькой учительницей всем своим мощным баркасом.

— Елена Алексеевна, подумайте еще раз. Кто выставит ребятам итоговые отметки? Вы же знаете наше плачевное положение. Учителей и так не хватает, кто придет в середине четвертой четверти? Или вы предлагаете, чтобы вашу нагрузку Марина Павловна взяла на себя? Она и так еле справляется, возраст не тот, знаете ли. — директриса делала попытку пристыдить легкомысленную Елену. — А вы, молодая, здоровая. Взвалите груз старушке на плечи. У меня нет иных замен, способны вы это понять или нет? И потом, куда, ну куда вы от нас собрались? Вы преподаватель. От бога. Секретаршей устроитесь, перышки чинить да кофе шефу подавать?

— Перышки секретарши в позапрошлом веке чинили, Любовь Петровна.

Шантаж, вот как это называется. Вымогательство.

Елена нарочно накручивала себя, потому что знала, Любовь Петровна, конечно, во многом права. И если честно, ребят тоже жалко оставить. Это ведь ее класс.

— Ученики вас любят, — сменила тактику директриса. — Родители не нарадуются, вот у нас какая молодая, хорошая учительница. Великолепно понимаю, вам тряпок хочется, того-другого, пятого-десятого, вполне естественно для молодой женщины. Но вы же знаете, я ставку повысить не в состоянии. Наша работа, уважаемая Елена Алексеевна, есть подвижничество. Нормальный героизм, если хотите. Самоотдача, самопожертвование, изо дня в день, год за годом, все те несколько десятилетий, что отпущено. Конечно, не всякий на это способен, не каждый это вынесет. Наш труд не приносит ни материального, ни подчас морального удовлетворения, сейчас он даже не уважаемый, и уж никак не модный, но он, дорогая моя, бла-го-ро-ден.