Офицер Красной Армии - Владимир Поселягин

Именно поэтому моя цель не Адольф Гитлер, нет, моя цель его генералы. Там есть те, которые нам могут принести немало неприятностей. Именно эти светлые головы немецкой тактики и стратегии и были моей целью.

Осталось только определить точное местоположение бункера, честно говоря, я этого не знал, подготовиться, определить маршруты ухода. У меня может быть только один шанс и одна проведённая акция, потом нужно уматывать оттуда со всех ног. В общем, одиночная операция, которую нужно провести с максимальным эффектом. Второго шанса приблизиться к бункеру мне не дадут, хоть и хотелось провести несколько акций, я понимаю, что азарт до добра не доведёт.

Плотно поев, я начал устраиваться на днёвку. Нарубив лапника, накрыл его плащ–палаткой, бросив сверху шинель. Солдатское одеяло у меня было. Как подушку, я использовал свёрнутую трофейную камуфляжную куртку. Так‑то я двигался в своём привычном обмундировании красноармейца, только вместо кубарей у меня были вставлены треугольники, теперь я был старшим сержантом. Тоже чтобы сбить со следа. Думаю, спецы Берии уже поняли, что я с маниакальной страстью ношу только своё звание, заслуженное, полученное за бои, а тут такой финт. В общем, ходил я в форме, но с немецкой курткой. Была ещё форма офицера, но она находилась во вьюках.

Я уже собрался устраиваться спать, как раз закончил устанавливать растяжки в сорока метрах от лагеря, на открытых участках, и хотел начать стягивать сапоги, чтобы ноги отдохнули, как заметил, что поевшие лошади странно нюхают воздух. При сменившем направление ветре они явно что‑то унюхали. И это была не гарь, ветер дул от нас в сторону места крушения, это было что‑то другое, поэтому, подхватив прислонённую к стволу дуба СВТ, я скользящим шагом направился в ту сторону, откуда дул ветер. Перепрыгнув через растяжку, я направился дальше, углубляясь в лес.

Через пять минут стало понятно волнение лошадей. На большой лесной поляне, которую пересекала дорога, в сорок первом шёл бой. Шёл яростный, до конца. Насколько я мог судить после получасового изучения позиций, тут полегла стрелковая рота со средствами усиления. Осматриваясь, я обнаружил миномётную позицию, противотанковую, где когда‑то стояло две сорокапятки, которые в данные момент лежали грудой металла под сгоревшим немецким танком «тройкой». Вернее, одна, вторая раздавленной грудой металла лежала метрах в тридцати в стороне. Заглянув в очередную стрелковую ячейку и снова обнаружив в ней останки погибшего бойца, я вздохнул и продолжил осматривать позиции. Тела бойцов и командиров не были убраны и гнили под открытым небом, вернее, то, что от них осталось за такое время.

Осмотрев дорогу, я понял, что по ней не ездили, наверное, с момента того самого боя, следов не осталось вообще. Всё стёрли снег и оттепель. Изучение дало мне вот какую картинку. Рота занимала позиции и окапывалась – некоторые ячейки не были закончены, и бойцы сделали их для стрельбы лёжа. В общем, когда рота окапывалась, то на поляну выехала бронеколонна немцев из трёх танков, двух бронетранспортёров и десятка грузовиков. Встретили их огнём в упор, потом начался бой на истощение. Победили немцы. Я не нашёл ни одного погибшего в форме Вермахта, также не было и оружия, всё уцелевшее вооружение обеих сторон было собрано. Только и осталось, что уничтоженное да сильно поврежденное. С нашей стороны обе раздавленные сорокапятки, один миномёт, хотя по следам их было три, изувеченный пулями «Максим», который оставался на позиции, а рядом лежали останки его расчёта и часть личного оружия. Со стороны немцев потерь явно было больше. Три танка, два бронетранспортёра, девять грузовиков и один мотоцикл, который чуть позже я нашёл в кустах. Вся эта техника была горелой, и немцы не стали её эвакуировать. Хоронить наших они тоже не стали, просто собрали своих и то, что им могло пригодиться. Смертные медальоны у бойцов они не собрали, только документы. Я же собрал двадцать семь смертных медальонов, переписав данные и положив их на место. Хоть кто‑то из парней не будет пропавшим без вести.

Особо что ценное найти я не надеялся, но неожиданно в полуразрушенной недостроенной до конца землянке с одним накатом, под рухнувшим грубо сколоченным столом мной был найден ящик с патронами. Правда, там находилось всего два цинка, но и то хлеб, пригодится. Там же я нашёл две «лимонки» со вставленными запалами. Время и сырость, конечно, дали о себе знать, но я надеюсь, что они ещё рабочие.

Так, тяжело загрузившись собранными боеприпасами, я направился обратно в свой лагерь. Уложив цинки во вьюки, пришлось часть вещей перекладывать, я наконец устроился на лежанке и спокойно уснул. На этот раз мои «нюхачи» дали поспать спокойно, сами подрёмывая в стороне.

В данный момент я находился километрах в двадцати пяти от Винницы, именно отсюда я и решил начать свои поиски. Я не знал точного местоположения бункера, ладно хоть с Винницей его связал. Думаю, мне помогут языки из рядов полицаев, поэтому этот лагерь я решил оставить на месте. Он меня вполне устраивал, да и заметно было, что этот лес редко посещается.

Когда я проснулся выспавшись, световой день ещё не закончился. Судя по часам, было четыре дня. Поэтому сделав свои дела, сбегал к ручейку и, напившись, а также умывшись, я вернулся в лагерь. Потом с одним ведром ходил за водой – нужно напоить своих лошадей. Пока вчерашняя похлёбка разогревалась на костре, я насыпал овса в торбы, надел их на головы лошадей, чтобы они насыщались. В общем, пополдничав сам и обиходив лошадей, оставил им ведро, полное воды, у обеих хватало длины поводьев, чтобы дотянуться, а сам, накинув сверху куртку, направился в сторону

опушки. Растяжки я снимать не стал, не фиг чужим у моего лагеря делать, там много ценных вещей.

До опушки я шёл неторопливым шагом, посматривая по сторонам, держа винтовку на сгибе руки, минут двадцать. Как оказалось, тут было совсем недалеко, меньше километра.

Встав на опушке за стволом берёзы, я дотянулся и сорвал зелёный листик, который только–только распочковался и развернулся. Уже два дня со стороны леса не смотрелись тёмными и мрачными, а зазеленели и повеселели, смотреть приятно. Ещё пара дней, и будет нормальная зелёнка, а то на самом деле укрыться негде, лес чуть ли не насквозь виден, а так хоть какая‑то маскировка.

Покусывая листик и чувствуя его свежий пряный вкус, я рассматривал небольшую деревушку, раскинувшуюся метрах в четырехстах от леса. Дорога вилась по опушке. На самой дороге было пусто, ни одного транспортного средства, только женщина с девочкой на вид лет пяти–шести шли в сторону деревни. Несмотря на погоду, земля ещё была холодна, они были босы и в простой одежде, но шли довольно бодро.

Достав из чехла бинокль, я стал рассматривать деревушку. Чуть в стороне с высокими деревьями на берегу было озеро или пруд – я видел, как возвращались домой четверо мальчишек с удочками и уловом. Достав карту, я стал изучать деревни, пока не нашёл нужную. Судя по немецкой карте, это была Медведка. Озера рядом не было, речушка протекала.

До самого вечера я изучал жизнь в деревне и сделал вывод, что полицаев там не водилось. За несколько часов не заметил ни одного, да и жители вели себя спокойно. Посвободнее, что ли?