Венецианский альбом - Риз Боуэн

Зазвонил колокол.

— Нельзя опаздывать на следующее занятие, — сказал Франц, — Хорошее впечатление с первого дня, йа.

— Значит, увидимся вечером, — отозвался Гастон.

— Если Генри не заблудится, — весело покосилась на него Имельда.

Идя на следующее занятие, где мне предстояло рисовать фигуры, я чувствовала надежду. Так здорово стать частью этой компании людей — людей, которые поддразнивают друг друга, делятся своими мнениями и придерживаются разных взглядов. У меня было такое ощущение, будто я вылупилась из кокона.

Джулиет. Венеция, поздний вечер 6 июля

Я только что вернулась с суаре у профессора Корсетти и, скорее всего, не усну в ближайшее время. Меня переполняют энергия и энтузиазм. Именно на такую жизнь я и надеялась, когда приняла решение провести год за границей.

Синьора Мартинелли не слишком обрадовалась, когда я сообщила, что не буду ужинать дома.

— Могли бы сказать и пораньше, — проворчала она.

— Прошу меня простить. Профессор пригласил нас только после занятия. Видимо, он всегда приглашает иностранных студентов после первого урока. Не могла же я отказаться, правда?

— Пожалуй, не могли, — согласилась она. — Надеюсь, вы не опоздаете.

— А можно ли попросить вас дать мне ключ? — спросила я. — Мы приглашены только к восьми, и мне не хотелось бы уходить раньше всех остальных.

Хозяйка поколебалась.

— Что ж, пожалуй, ключ вам доверить можно — сказала она наконец.

— Уверена, я не особенно задержусь, наверно, приду сразу после десяти. И обещаю не шуметь.

Она вздохнула. Я заметила, что она вообще так часто вздыхает, как будто все в этом мире для нее — тяжкая обуза. Этим она отчасти напоминала мне мать, которая тоже была не склонна к оптимизму.

Синьора Мартинелли подошла к столику в прихожей, выдвинула ящик и вручила мне связку ключей.

— Тот, что побольше, от парадной, — сказала она, — а поменьше — от квартиры. И уж постарайтесь их не потерять.

— Я буду внимательна, — пообещала я. — И еще раз прошу прощения, что доставила вам неудобства из-за ужина.

— Ничего страшного, — ответила она. — Я все равно собиралась подать только салями и чуть-чуть салата.

Я пошла в свою комнату и задумалась, что надеть. В прошлом году Лео застал меня врасплох, пригласив поужинать в шикарном отеле. Дамы в Венеции хорошо одеваются, поэтому в этот раз я прихватила с собой кое-что нарядное и теперь разглядывала голубое шелковое платье. Для студенческой вечеринки оно, определенно, слишком официальное. Мне ужасно хотелось вписаться в обстановку, стать своей, не выглядеть старомодной особой преклонных лет. Я представила, как Имельда станет неприязненно поглядывать на меня; сама-то она наверняка будет великолепно выглядеть в каком-нибудь простом черном платье и, возможно, шелковом шарфике, небрежно наброшенном вокруг шеи — подобное удается только континентальным женщинам, мы, англичанки, так не умеем.

В конце концов я остановилась на зеленом платье в белый горошек с белым воротничком. Оно скорее подходило для послеобеденного чая, чем для вечера, но я сомневалась, что мои товарищи явятся в официальных нарядах. А еще наша деревенская портниха сшила его всего год назад, поэтому фасон у него был вполне современный. Глядя в зеркало, я подумала, что хорошо бы тоже иметь простое черное платье, оно бы сейчас очень подошло. Но я избегала черного после того, как умер отец и мама месяцами заставляла нас носить траурную одежду, которая совсем не шла к моим каштаново-рыжим волосам и очень светлой коже. Я гладко зачесала волосы, подумала, не дополнить ли прическу гребнем с самоцветами, но отказалась от этой идеи и вышла из дому.

У меня возникла мысль перейти через мост Академии, а потом двинуться в обход церкви Фрари, но, похоже, прямого пути там не было, к тому же я боялась заблудиться в угасающем свете дня. Потом мне вспомнилось, что кто-то упомянул трагетто на Сан-Тома, и действительно, на моей карте там была изображена пунктирная линия, которая тянулась через канал. Я точно не знала значение слова «трагетто», но подозревала, что это какой-то паром. Решив рискнуть, я срезала путь по Кампо Санто-Стефано, добралась до Гранд-канала и обнаружила очередь людей, желавших переправиться на тот берег. Потом я увидела паром — и он оказался гондолой! Тем, кто стоял впереди меня, помогли спуститься; люди так и остались стоять на дне гондолы, набившись как селедки в бочку, пока их перевозили на другую сторону. Затем гондола вернулась, и я попала в следующую партию. Стоять на дне утлого суденышка было страшновато, особенно когда мимо, подняв волну, промчался вапоретто. Однако все прошло благополучно, а дальше мне уже не составило труда найти Фондамента дель Форнер. Я впервые узнала, что калле — это улица, а фондамента — улица, которая тянется вдоль канала.

Я позвонила в звонок, и меня впустили в подъезд. Квартира находилась на третьем этаже, но в здании был лифт, и я с удовольствием поднялась на нем, вместо того чтобы топать три пролета по ступенькам. Профессор лично открыл дверь и провел меня в большую комнату, окна которой смотрели на город. В этот час солнце только-только село, и черепичные крыши купались в розовых сумерках, низко над ними проносились ласточки, кружили чайки. Великолепное зрелище, и комната тоже была ему под стать: современная белая мебель, длинный низкий диван, современные полотна на стенах — яркие вспышки цвета. Я не успела их рассмотреть, потому что профессор Корсетти представил меня собравшимся:

— А эта молодая дама, мисс Браунинг, приехала к нам из Англии.

Я огляделась и увидела, что Имельда, Гастон и Франц уже здесь, а вот Генри пока нет. Вперед выступила женщина, приветливо протягивая ко мне руки.

— Как мы рады, что вы пришли к нам в гости! — сказала она. — Я жена профессора, Анджелика. Позвольте познакомить вас с нашими гостями.

Я не ожидала, что на суаре будет кто-то, кроме моих однокурсников, и запоздало призадумалась, не следовало ли все же надеть вечернее платье. Обоснованность сомнений подтвердилась немедленно, едва только меня подвели к немолодой женщине, одетой в поразительное темно-синее платье с подходящим жакетом и сапфировым ожерельем. У нее было узкое лицо, по-мальчишески коротко постриженные седые волосы и темные, умные глаза, которые с интересом разглядывали меня. Она напоминала хищную птицу, быть может, ястреба. Мне стало неуютно.

— Графиня, позвольте представить вам мисс Браунинг из Англии, — проговорила синьора Корсетти. — Моя милая, это наша дорогая подруга, графиня Фьорито, известная у нас в городе покровительница искусств.

Я не была уверена, следует ли сделать книксен, и взяла протянутую руку — весьма изящную белую руку с синими жилками, просвечивающими сквозь очень белую кожу.

— Как мило, — сказала графиня на великолепном английском. — И как смело вы поступили, решившись приехать. Учитывая напряженную ситуацию, мы и не надеялись увидеть у себя в этом году англичан. Но не бойтесь, это Венеция. Мы тут не верим в войну.