Капкан для медвежатника - Евгений Сухов

–  Возможно, – согласился Заварзин. – Значит, так: дамочка эта сказывала, что наш спортивный денди господин Заславский красит усы, не пьет, силен физически и посещает яхт-клуб. Большой поклонник всяких французских любовных штучек... Что еще? Ах да, в час-полтора может сделать до трех любовных сношений, из них хотя бы один раз женщина должна быть сверху...

–  Хм, весьма недурной показатель... Ну, такие знания про господина управляющего банком вряд ли нам понадобятся, – разочарованно заметил Аристов. – Несмотря на то что он женат, скомпрометировать его в отношениях с женщинами вряд ли удастся. Ну, спровоцируется семейный скандал, и что с того? Мужчинам любить женщин и принимать от них удовлетворяющие плоть ласки ничуть не возбраняется. Даже женатым... Нет такого закона. А закон божеский – не прелюбодействуй – нарушает каждый второй, – подумав, добавил, – не считая каждого первого. Тут нам его, скорее всего, не прищучить.

–  Как знать, – неопределенно ответил Пал Палыч.

–  Может, в его прошлом стоит покопаться? – спросил Григорий Васильевич. – Авось и найдется какой-нибудь скелет в шкафу.

–  Покопались, – ответил Пал Палыч.

–  Ну и?

–  Ничего достойного внимания.

–  Вы сказали, что у Заславского несколько любовниц, – раздумчиво произнес Григорий Васильевич. – Назвали же только одну.

–  Постоянных у него две: Лихачева и Кити Вронская. Кстати, на последней неделе он встречался с Вронской...

–  Два раза, – добавил за начальника Охранного отделения Аристов. Дескать, пусть знает, что и мы не лаптем щи хлебаем.

–  Совершенно верно, – согласился Заварзин, ничуть не удивившись сведениям, имеющимся у Аристова. Григорий Васильевич, по мнению начальника «охранки», без сомнения, являлся работником грамотным и дельным. И на своем месте. К тому же как-никак над одним делом потеют... – Но и госпожа Екатерина Васильевна Вронская в связях с иностранными подданными также не замечена.

–  Значит, секретные документы еще не ушли за границу, – сделал вывод Григорий Васильевич. – И имеется надежда их вернуть.

–  Надежда всегда имеется, – философски заметил Пал Палыч. – Ибо что есть человек без надежды? – Он впервые пристально посмотрел в глаза Аристову. – Человек без надежды есть не что иное, как живой труп...

–  Но у нас с вами был уговор! – Человек в котелке и лихо закрученных усах начинал раздражаться и нервически затеребил полу сюртука. – А теперь вы решительно отказываетесь от своих слов.

–  Я не отказываюсь, господин Сорокин, – отрезала Кити. – Просто документы, что у меня на руках, стоят много дороже. К тому же изъять их оказалось делом весьма дорогостоящим и очень сложным, сложнее, чем нами предполагалось ранее, когда мы с вами договаривались о цене. Под подозрение попал один человек, для меня дорогой, и еще неизвестно, чем кончится это предприятие. А другой человек, – Кити притворно вздохнула, – тоже мне не чужой, отправился на каторгу...

–  Ну, хорошо, хорошо, – начал сдаваться человек в котелке, – сколько вы хотите за бумаги?

–  Две цены, – не думая долго, ответила Екатерина Вронская. Этот вопрос с Заславским был уже в деталях обговорен, так что оставалось только его озвучить. – Учитывая ранее полученный аванс в двести тысяч, с вас еще... миллион рублей серебром.

–  Это невозможно! – воскликнул усатый, хлопнув себя по ляжкам и даже слегка подпрыгнув на скамейке.

Его возглас привлек несколько прохожих, которые повернули головы в их сторону. Девочка лет пяти в кринолиновом платьице и бантах, прогуливающаяся с няней, выронила лопатку и громко заплакала.

Этот разговор происходил в увитой плющом мраморной беседке на Тверском бульваре близ бьющего длинными струями фонтана, стилизированного под арабский Восток. Сам же бульвар, где вместо английских дорожек, посыпанных гравием, имелись теперь залитые асфальтом тротуары, был заполнен фланирующей публикой, пришедшей сюда с одной целью: на других посмотреть да себя показать.

Вот уж где дарованная государем императором конституция была в действии! На Тверском бульваре можно было встретить и золотые эполеты генералов на мундирах, сплошь увешанных орденами, и латаный сюртучок бедного московского мещанина в стоптанных штиблетах, и умопомрачительные бриллианты на шее и в прическе какой-нибудь барыньки из старинного боярского или княжеского рода, и простую стеклярусную мишуру на ситцевом платье слободской торговки.

Пара-тройка мировых знаменитостей прогуливались в сопровождении почитателей, гордо лорнируя окружающих. Два тайных советника в вицмундирах, расположившись на лавке, спорили о делах государственной важности, а группка богемы в беретах и касторовых шляпах, некоторые с мольбертами и музыкальными инструментами, держала путь в кондитерскую, дабы пропустить рюмочку-другую под фруктовое бланманже и ягодное мороженое. Ведь что есть для художника свобода творчества? Да свобода ничего не делать!

Франты и франтихи, древние старушенции, уже излишне долго коптящие небо, дети с мамками и няньками, носастые девицы с гувернантками, многочисленные шумные семейства по дюжине и более душ, – все были на Тверском. Ибо это есть место, наиважнейшее для всей Москвы. Бульвар-клуб. Бульвар-манеж. Выставка парижских и итальянских мод. Место встреч и новых знакомств. Цирк и театр одновременно...

–  Тише вы! – прошипела человеку в котелке Кити. – А то ведете себя, как... разгоряченный гимназист.

–  Но это невозможно! – повторил усатый уже тише, оглядевшись по сторонам. – Герберт меня не поймет и подумает, что это я взвинчиваю цену, надеясь отхватить себе кусок пожирнее.

–  Кстати, ваши комиссионные тоже увеличиваются вдвое, – медленно произнесла Вронская, пристально глядя на собеседника. – Не забывайте об этом.

–  Это я понимаю, – не сразу ответил усатый, – но, согласитесь, увеличение цены вдвое может крайне затруднить наши сношения с...

–  Хорошо, устройте мне встречу с Гербертом, – заявили Кити безапелляционным тоном. – Лично мне. Я все объясню ему сама. Надеюсь, в отличие от вас, он меня поймет.

–  Да я-то вас как раз очень хорошо понимаю, – прижал он к груди широкие ладони.

–  Нет, не понимаете, – перебила усатого Екатерина. – Такие документы стоят значительно выше назначенной мною цены.

–  Конечно, – засуетился человек в котелке, – но трудности, с этим связанные...

–  Вы слышали поговорку про труд и рыбку в пруду? – снова перебила усатого Кити. – Так вот, если хотите поймать рыбку – будьте добры, потрудитесь.

–  Гм, – задумался человек в котелке. – Дело в том, что господин Герберт не хочет, чтобы с ним контактировал еще кто-то, кроме меня, – ответил он. – Сам господин Герберт меня об этом неоднократно предупреждал, и, право, мне просто как-то неловко говорить с ним на эту тему. Кроме того, мне кажется...