Моё пост-имаго - Владимир Торин

в котором сообщалось, что через грузовую трубу в рубку прибыла жуткая черная тварь. Когда крышку открыли, тварь напала на служащего, после чего пролетела через главный коридор и, выбив окно, покинула станцию. На станции паника, потерпевший пересыльщик серьезно ранен, и в Больницу Странных Болезней отправлен срочный запрос, но ответа пока так и не последовало.

Доктор Доу велел отправить письмо с сообщением: «Ждите. Скоро будем». После чего прервал начавших было рассуждать и тем самым затягивать ситуацию Бэнкса и Хоппера и велел им следовать за ним. Ошарашенные, они подчинились. Оба полицейских, два доктора и сам Джаспер поспешили спуститься на лифте вниз, забрались в черный фургон. Доктор Доу назвал мистеру Броуди, механику за рычагами, адрес станции пневмопочты у канала Брилли-Моу, и они тронулись в путь. Туман был уже таким густым, что фонари его почти не просвечивали, но на место мертвецкий экипаж добрался минут за двадцать: благо, мистер Броуди знал дорогу, а прочих экипажей, как и пешеходов, на улицах уже почти не было.

Раненый пересыльщик потерял много крови, а незадолго до приезда доктора Доу и его спутников еще и сознание. На одном из распределительных столов был устроен импровизированный стол хирургический, и доктор Доу занялся потерпевшим. Доктор Горрин ему ассистировал, а оба констебля отправились на поиски Черного Мотылька. Спустя час пациента удалось стабилизировать, и его перенесли в фургон, который под руководством доктора Горрина отправился в больницу.

Как раз вернулись оба констебля.

Ни Бэнкс, ни Хоппер больше не выглядели сбитыми с толку, теперь они были настроены решительным образом. Господа полицейские сообщили, что Черный Мотылек улетел и его в таком тумане не найти. После чего Бэнкс в максимально грубой манере заявил, что им с Хоппером плевать на всяческие бумажки от господина комиссара и никакими сведениями они больше делиться с «глупыми частными лицами» и «глупыми детскими лицами» не намерены. Мол, пусть доктор расследует себе дальше, что хочет, но ему стоит знать, что они, Бэнкс и Хоппер, первыми отыщут как тварь, так и тех, кто за ней стоит. Напоследок толстый констебль посоветовал «лезущим в полицейские дела личностям» не пытаться их обскакать, не совать им палки в колеса и не пытаться украсть их новые самокаты, иначе доктор узнает на своей докторской шкуре, что значит связываться со служителями закона. Как следует высказавшись и вволю наугрожавшись, констебли гордо удалились – пешком (самокаты остались возле станции на Чемоданной площади).

Доктор на все это лишь пожал плечами – судя по всему, иного он и не ожидал. «Господа констебли станут искать, куда делось существо, – сказал он Джасперу, – но, во-первых, его и правда вряд ли удастся поймать в таком тумане, а во-вторых, его нынешнее местонахождение не даст нам ответов. Важнее не то, где Черный Мотылек сейчас. Важнее то, где он был раньше. То, как он попал на станцию “Чемоданная площадь”. Мы начнем разматывать ниточку в обратную сторону – вплоть до вагона, вплоть до Кейкута».

После этого они и отправились в паб «В чемодане»: под его крышу стекались слухи и сплетни со всех ближайших кварталов – было решительно невозможно, чтобы никто из местных ничего не слышал или не видел, учитывая, что здание станции пневмопочты «Чемоданная площадь» видно из окна паба…

– Флики забегали и запрыгали, точно блохами покусанные, – сказал тем временем Винки. – Утром в поезде приехал мертвец. Болтают, теперь так часто будет – мертвецы в вагонах.

– Да-да, что там по поводу фликов? – нетерпеливо спросил Джаспер.

– Поймали и отделали как следует кого-то из паровозников, пытались выудить у него что-то. Сейчас все шарахаются от них, прячутся. Даже если ничего не видели и не знают. Болтают, они с цепи сорвались – по всем углам ищут, кто убил этого… ну… пассажира. Я слышал еще кое-что… Ты ведь знаешь Шнырра Шнорринга?

– Как не знать, – нахмурился Джаспер.

Разумеется, «Шнырр Шнорринг» – вовсе не настоящее имя. Так этого типа прозвали мальчишки-газетчики, а после прозвище прижилось. Шнырр Шнорринг был, наверное, наимерзеннейшей личностью во всем Тремпл-Толл. Отвратный, низменный человек, вынюхивающий и подслушивающий, а затем докладывающий обо всем констеблям – не только за плату, но и из гадкого желания, чтобы кого-то взгрели или вздернули. Больше всего он ненавидел детей, а особенно уличных детей, и не упускал ни одного случая, чтобы не наябедничать на них полицейским.

– Так вот, я узнал…– начал Винки, после чего заговорил быстрым-быстрым шепотом, вжав голову в плечи и озираясь по сторонам, – он явно опасался, что упомянутый Шнырр Шнорринг может подслушать. Джаспер внимал ему, распахнув рот…

Доктор Доу тем временем подошел к человеку, одиноко сидящему на трехногой табуретке у трактирного камина. Тот кутался в подранный, видавший виды сюртучок, на его голове сидела мятая шляпа, а на носу – круглые черные очки, какие носят слепые. Рядом примостилась его трость, на ней виднелись следы крысиных зубов.

– О. Добрый доктор. Какая радость, – сказал слепой, протягивая руки в перчатках-митенках к огню.

– Добрый вечер, Бэзил. – Доктор Доу кивнул. – Уверен, вы знаете, что меня к вам привело.

– Да уж, слух у меня что надо, – пробормотал Бэзил. – Иначе как бы я услышал, о чем вы там выспрашивали у нашего доброго мистера Криспи. Вряд ли вас так уж заботят разумные гремлины…

Было в Бэзиле что-то неуловимо кошачье. Быть может, тонкие черные усики, быть может, его поза, а быть может, то, что, в отличие от прочих посетителей паба, пил он сугубо молоко, присербывая из большой стеклянной бутылки. И если он походил на кота, то точно на кота уличного, бездомного. Рукав сюртука висел на нескольких ниточках, половина пуговиц отсутствовала, черные штаны в тонкую белую полоску хвастались дырами, а носки и вовсе отсутствовали – стоптанные остроносые туфли были надеты прямо на грязную босую ногу. При всем этом от внимательного взгляда доктора не могло укрыться то, что побрит Бэзил превосходно, от него едва уловимо пахнет бальзамом, а усики подточены до идеальной линии – это явно была работа цирюльника из «Бритвы Шарли», что на площади Неми-Дрё, – лучшей цирюльни Тремпл-Толл. Ко всему прочему, Бэзил вовсе не выглядел в своем рванье как-то отвратительно или нелицеприятно – как бы это ни было странно, он казался вполне презентабельным джентльменом (переживающим не лучшие времена, но и только). Доктор знал, что это существо коварное, в чем-то подлое