Моё пост-имаго - Владимир Торин

и за ночь распродать все запасы. Даже старую, никому не нужную тошниль, дрянь и пьянь. Мистер Криспи часто замечал, что когда люди слушают, они не часто обращают внимание на то, что пьют.

– Я подумаю, – сказал он, хотя все уже для себя решил.

– Соглашайтесь, мистер Криспи, – принялся уговаривать наивный Бикни. – Это же не просто что-то там! Это «Таинственное Убийство», а таинственные убийства случаются не так уж и часто, вы согласны, док? Док?

Натаниэль Доу не слушал – он выглядывал в толпе завсегдатаев «В чемодане» Джаспера. На мгновение доктору показалось, что непослушный мальчишка снова куда-то запропастился. Но нет, он был там же, где и десять минут назад: сидел в дальнем углу паба, обсуждал что-то со своим приятелем из числа местных уличных детей.

– Вы о чем, Бикни? – спросил доктор Доу, повернувшись к воришке.

– Таинственные убийства. Вам они попадались? В смысле, их таинственные жертвы?

Натаниэль Доу пробурчал:

– Что-то не припомню, – и тяжело вздохнул…

…Пока доктор Доу осматривал миссис Герри и общался с трактирщиком, его племянник разговаривал со знакомым маленьким бродяжкой, веснушчатым мальчишкой в огромной кепке и драном шарфе. Чумазый, словно только что вылез из дымохода, он жадно ел похлебку, размачивая в ней кусок сухой лепешки. Мальчишке на вид было около семи лет, и все называли его Винки. На деле он носил гордое имя – Винсент Килгроув-младший, и в этих местах все знали, что его родители – какие-то богачи из Сонн и что они выкинули его прямо из едущего экипажа, когда ему было три года. Судя по тому, что Винки рассказывал, им не угодило то, что он был левшой.

– Гляди, Джаспер, что я умею! – воскликнул Винки и взял ложку в правую руку. Мальчик неумело зачерпнул похлебку в миске. Что ж, далось ему это крайне нелегко. Рука Винки не слушалась, словно наскоро приделанный металлический протез, которым он еще не наловчился пользоваться. Мальчик дюйм за дюймом поднимал ложку, и чем выше она оказывалась, тем сильнее его трясло. На лбу выступил пот, рот перекосило, от натуги он даже выпучил глаза.

Не в силах глядеть на мучения Винки, Джаспер остановил его, забрал ложку и вложил ее ему обратно в левую руку. Винки вернулся к еде.

– Я уже почти-почти научился! – заверил он. – Как думаешь, мои родители вернутся? Заберут меня, если я научусь? Если я стану, как все нормальные дети?

– Думаю, тебе лучше без этих людей, Винки, – хмуро сказал Джаспер.

– Наверное. Но я надеюсь. Может, они уже не такие злые? Может, доктор Доу, пропишет им что-то для доброты?

Джаспер с сомнением хмыкнул и поглядел на дядюшку. Тот как раз о чем-то говорил с хозяином паба мистером Кулаки и двумя какими-то джентльменами. По напряженной спине и коротким дерганым движениям доктора было прекрасно видно, как ему претит это место и что только лишь дело вынуждает его сейчас здесь находиться и общаться с этими людьми. Джаспер мог бы поклясться, что дядюшка в эти мгновения испытывает невероятные мучения и считает, что, просто стоя у заплеванной стойки, уже совершает какой-то героический подвиг.

– Что слышно на площади? – спросил Джаспер у Винки.

Винки постоянно торчал у здания вокзала – чистил за плату выхлопные трубы кэбов, бегал с поручениями у кэбменов. Маленького мальчика, шныряющего между огромных колес, никто никогда не замечал: он хоть и мелькал тут и там, но для взрослых был будто бы невидимкой и часто становился свидетелем различных прелюбопытных вещей.

– Ой, все заметушилось! – горячо проговорил Винки. – Туманный шквал перебудоражил народ на площади. Странные дела творятся…

– Странные?

– Знаешь фликов вокзальных Бэнкса и Хоппера?

– Как не знать, – нахмурился Джаспер. – Можно сказать, мы с ними близкие друзья…

Последняя встреча с незабвенными Бэнксом и Хоппером у Джаспера и его дядюшки состоялась буквально только что. Почти сразу же, как доктор Доу определил, куда именно Черный Мотылек скрылся со станции пневмопочты «Чемоданная площадь», в центральную рубку заявились обе указанные личности. И заявились они, разумеется, с помпой: громыхали, топали башмакими, ругались и разгоняли со своего пути испуганных пересыльщиков – разве что не клаксонировали. Увидев доктора Доу и Джаспера, они надулись до такого состояния, что к ним можно было цеплять гондолы и устраивать дирижабельные рейсы над городом. Толстяк Бэнкс, кипя от ярости, пытался что-то заявлять о носах, лезущих в чужие дела, о хвостах, прищемленных мышеловками, и о поджариваемых на углях пятках, а Хоппер традиционно жевал воздух своей квадратной челюстью.

Шумным полицейским тут же была предъявлена подписанная самим господином комиссаром Тремпл-Толл бумага, которую доктор предусмотрительно прихватил с собой. В бумаге сообщалось, что Натаниэль Френсис Доу имеет полное право заниматься расследованием убийства, произошедшего в поезде «Дурбурд», а служащим различных ведомств и простым жителям города вменяется неукоснительно и всячески ему в этом содействовать.

Констебли сперва глазам своим не поверили. Джаспер даже испугался, что Бэнкса вот-вот хватит удар, а Хоппер немедленно совершит самоубийство в знак протеста. Хоппер, к слову, пытался еще что-то вещать на ухо напарнику. В его возмущенной речи проскальзывало: «…обскакать нас…», «…засовывать палки в колеса…», «…мне надоел старый самокат…», – но Бэнкс прервал напарника, велев тому заткнуться.

Доктор Доу напомнил собравшимся, что время уходит, что существо, убившее служащего Пересыльного ведомства, скрылось и, вероятно, сейчас занимается тем, что убивает прочих служащих этого же ведомства на другом конце грузовой трубы.

Это слегка отрезвило констеблей и заставило их отложить расправу над наглецом-доктором и его малолетним приспешником на потом. Тем более на лифте как раз поднялись в срочном порядке вызванные из морга доктор Горрин и два его помощника со сложенными носилками. Городской аутопсист не особо понимал, что творится, но никто не торопился ему ничего объяснять.

Доктор Доу принялся руководить – действовал он решительно и строго, будто в больничном хирургическом театре на операции, разве что слегка ошарашенных его напором констеблей «сестрами» не называл. Первым делом он велел подчиненным доктора Горрина как можно скорее спустить труп и оставаться с мертвецким экипажем на месте, дожидаясь последующих указаний. После чего в сопровождении начальника станции отправился в рубку полицейской пересылки и велел тамошнему пересыльщику отправить письмо с запросом на станцию «Пыльная площадь», чтобы узнать о сложившейся там ситуации.

Все было проделано неукоснительно, и меньше чем через пять минут пришел ответ,