Павел Дыбенко. Пуля в затылок в конце коридора - Владимир Шигин

Разумеется, новое назначение Дыбенко было временным. За две недели своей деятельности в ранге замминистра Дыбенко, разумеется, ничего на новом поприще сделать не успел, да, думается, и не пытался. Гримаса судьбы, начав карьеру революционером и ниспровергателем старых порядков, на своей последней должности, Дыбенко сам оказался заурядным вертухаем.

Что касается Маршала Советского Союза С.М. Буденного, то он отделался всего лишь внушением, чтобы на будущее знал, с кем водить дружбу и был оставлен в должности командующего войсками столичного округа. Видимо, связи Буденного со Сталиным и Ворошиловым оказались более прочными, чем у Егорова и Дыбенко. Отметим, что принимая решение по Дыбенко И.В. Сталин, во-первых, не торопился, а, во-вторых, заручился поддержкой всего ЦК. Далеко не по каждому командарму СНК СССР и ЦК ВКП (б) писали совместные постановления! Обычно их просто арестовывали. Именно так были арестованы командующий Киевского округа командарм 1-го ранга И.Э. Якир, Харьковского округа — командарм 2-го ранга И.Н. Дубовой. Забайкальского округа — командарм 2-го ранга М.Д. Великанов, Приморской группы войск ОКДВА — командарм 2-го ранга М.К. Левандовский и другие. К Дыбенко и здесь отношение было особое. Он, по-прежнему, оставался легендой Октября, и это требовало к нему особого подхода. Возможно, что затягивая, сколько это было возможно, решение по его вопросу, Сталин явно ждал от Павла Ефимовича некого ответного шага, возможно, покаяния, возможно, чего-то еще. Но Дыбенко намеков вождя так и не понял.

Лишь 30 января 1938 года, потрясенный содержанием постановления ЦК и СНК, Дыбенко обратился к Сталину со следующим письмом: «Дорогой тов. Сталин! Решением Политбюро и Правительства я как бы являюсь врагом нашей родины и партии. Я живой, изолированный, в политическом отношении, труп. Но почему, за что? Разве я знал, что эти американцы, прибывшие в Среднюю Азию с официальным правительственным заданием, с официальными представителями НКИД и ОГПУ, являются специальными разведчиками. На пути до Самарканда я не был ни одной секунды наедине с американцами. Ведь я американским языком не владею… О провокаторском заявлении Керенского и помещенной в белогвардейской прессе заметке о том, что я якобы являюсь немецким агентом. Так неужели через 20 лет честной, преданной Родине и партии работы белогвардеец Керенский своим провокаторством мог отомстить мне? Это же ведь просто чудовищно. Две записки, имеющиеся у тов. Ежова, написанные служащими гостиницы «Националь», содержат известную долю правды, которая заключается в том, что я иногда, когда приходили знакомые ко мне в гостиницу, позволял вместе с ними выпить. Но никаких пьянок не было. Я, якобы, выбирал номера рядом с представителями посольства? Это одна и та же плеяда чудовищных провокаций… У меня были кулацкие настроения в отношении колхозного строительства? Эту чушь могут рассеять т.т. Горкин, Юсупов и Евдокимов, с которыми я работал на протяжении последних 9 лет… Я понимаю, что я не буду возвращен в армию, но я прошу, и я на это имею право, дать мне возможность остаток моей жизни отдать целиком и полностью делу строительства социализма в нашей стране, быть до конца преданным солдатом ленинско-сталинской партии и нашей Родины. Тов. Сталин, я умоляю Вас дорасследовать целый ряд фактов дополнительно, и снять с меня позорное пятно, которое я не заслуживаю».

Над этим письмом и историки, и писатели смеются вот уже более семидесяти лет. А ведь зря смеются! Знал ли Дыбенко о том, что американцы разговаривают на английском языке или не знал, это не важно. Важно иное! Для той ситуации письмо написано просто гениально. Да, оно демонстрирует идиотизм автора, но идиотизм анекдотический. Но если автор шут гороховый, то, согласитесь, какой с него тогда спрос? Идиот не опасен, именно потому, что он идиот. По существу, письмо с откровениями по "американскому языку" могло стать реальным шансом к спасению жизни Павла Ефимовича. Ведь над идиотом-автором можно было от души посмеяться, а потом просто убрать с глаз долой. Назначение Дыбенко заместителем наркома лесной промышленности, как раз и могло быть результатом именно такого решения Сталина, который, как мы уже говорили, в той непростой внутриполитической обстановке, не особенно желал кровавой расправы над живым символом Великого Октября. Возможно, все бы так и вышло. Но именно в это время начались массовые аресты рядовых заговорщиков "правой" группы Егорова-Дыбенко. Брать чужую вину на себя они, разумеется, не собирались, а потому начали выкладывать следователям такое, что теперь ни о каком смешном письме никто уже и не вспоминал. Что касается Дыбенко, то он мгновенно превратился из шута в одного главных военных заговорщиков. Шутки закончились.

Что касается письма, то оно через особый сектор ЦК ВКП (б) и секретаря А.Н. Поскребышева попало в руки Сталина. Прочитав его, Сталин оставил на письме пометку: "Ворошилову".

И не более того. Это могло означать только одно — для Сталина Дыбенко, как бывший соратник, перестал существовать, ну, а коль он все еще имел звание командарма, то Сталин и переадресовал дыбенковское письмо Ворошилову. К тому же данная резолюция предназначалась всего лишь для информации Ворошилова и не более того. Бывший любимец партии, ее капризный принц окончательно низвергался со своего пьедестала героя Октябрьской революции.

Сталин, Поскрёбышев и Каганович, 1935

Что творилось на душе Дыбенко, когда он вступил в столь далекую от его разумения должность замнаркома лесной промышленности, ведь если раньше ему приходилось командовать матросами и красноармейцами, то теперь предстояло решать судьбы заключенных? Впрочем, думаю, судьбы миллионов зеков Павла Ефимовича волновали меньше всего. На кону была его собственная судьба, и надо было думать, как спасать свою шкуру. Возможно, Дыбенко надеялся, что ссылкой в "леспромхоз" его наказание и ограничится, и Сталин в очередной раз пожалеет непутевого, но заслуженного революционера. Надежда, как известно, умирает последней. Наверняка, Дыбенко надеялся, что все будет как в далеком 1918 году, когда они с Коллонтай встали в оппозицию самому Ленину. Тога ведь Дыбенко так же обвиняли в измене Советской власти, но он тогда так же поклялся, что исправится, и его простили. Как знать, может быть, все обойдется и на этот раз?

* * *

Интересно, что за месяц до двадцатилетнего юбилея РККА, отсчитывавшей начало своего рождения с боев под Нарвой 23 февраля 1918 года, 24 января 1938 года, Сталиным была учреждена первая советская медаль «20 лет РККА». Ею награждали тех, кто особо отличился в боях Гражданской войны. Казалось бы, что одним из первых в самой торжественной обстановке эту медаль должны были бы вручить П.Е. Дыбенко. Как-никак, именно он командовал отрядом матросов под Нарвой в день образования РККА. И если именно 23 февраля объявлен днем РККА, то и он, по логике, должен был самым первым и получить эту награду. Списки первых награжденных медалью «20 лет РККА» утверждал сам Сталин. Нам неизвестно, подавал ли фамилию Дыбенко в списках на награждение нарком Ворошилов и его оттуда лично вычеркнул своим знаменитым синим карандашом Сталин, или же имя Дыбенко еще до этого убрал сам Клим Ефремович. Как бы то ни было, но медаль «20 лет РККА» Дыбенко не получил. Такая открытая демонстрация неуважения к прошлым заслугам героя Октября не могла сулить ничего хорошего. Понимал ли Дыбенко, что топор возмездия уже завис над его головой или же, по-прежнему, слепо верил в свою всегдашнюю удачу и в то, что его легендарного председателя Центробалта, человека, которому Советская власть обязана самим фактом своего появления, никогда не посмеют тронуть. Этого мы уже с вами не узнаем…Впрочем, думать Дыбенко надо было уже не о медалях…