Ни о чем не жалею - Даниэла Стил

В конце концов сошлись на мнении, что это не имеет значения.Элоиза сделала это — и точка. И нечего здесь больше обсуждать. Главное, теперьу Габриэлы был дом, и этот дом был в монастыре Святого Матфея.

Потом матушка Григория отвела девочку в ее комнату иоставила одну. Возвращаться в класс все равно было уже поздно, к тому женастоятельница понимала, что Габриэле надо побыть наедине с собственнымимыслями и воспоминаниями. И девочка действительно вспоминала мать, а в ушах еезвучали злобные выкрики Элоизы и звонкие удары гуляющего по телу ремня.

Тут ею снова овладели ее прежние, детские мысли.

Потом Габриэла подумала, что будет, если матушка Григорияузнает, какова она на самом деле. Что тогда будет? Несомненно, имать-настоятельница, и сестры тоже отвернутся от нее с отвращением и ужасом.Кому она тогда будет нужна? Может быть, богу? Но как раз он-то знает все. Онодин знает, какой она была плохой и как сильно она по временам ненавидела своюмать…

И действительно, один только бог, взиравший на Габриэлу спочерневшего распятия в углу, видел, как сотрясалось от рыданий хрупкое тельцедевочки, которая плакала от одиночества, от тоски по маме и папе, которых —Габриэла знала это твердо — она больше никогда не увидит. «Как, —заливаясь слезами, спрашивала себя девочка, — как они могли любить меня,если я была такой?..»

Габриэла была почти уверена, что никто, ни один человекникогда не полюбит ее. Это была ее судьба, ее приговор, ее проклятье инаказание, посланное за то, что она была такой гадкой. Никакие молитвы Иисусу исвятой Марии не изменят этого. Она обречена, до конца жизни оставатьсяодинокой, никому не нужной, никем не любимой.

Так прошел час или полтора. В конце концов Габриэла немногоуспокоилась и, умывшись холодной водой, вышла в сад, где ее ждала обычнаяработа. Лицо Габриэлы было мрачным.

До самого вечера Габриэла оставалась задумчивой и молчаливой.Перед сном она особенно горячо и долго молилась в монастырской церкви ивернулась в свою комнату, когда Натали и Джулия уже лежали в постелях.

Раздевшись, Габриэла юркнула под одеяло и, по обыкновениюсвернувшись калачиком в ногах кровати, продолжила думать о папе и маме. Укаждого из них была теперь новая семья и новая жизнь.

Тут девочка снова всхлипнула, но не громко, чтобы неразбудить Натали и Джулию. Причина, по которой родители отказались от нее, недавала Габриэле покоя, и она подумала, что теперь ей не хватит целой жизни,чтобы искупить этот свой грех. И еще — она должна простить отцу и матери все,что они ей сделали. Об этом ей сказал на исповеди отец О'Брайан. Габриэла вдругпоняла, что теперь все зависит от нее. Прощение… Именно к этому она должнастремиться всю свою жизнь, чтобы не погубить окончательно свою душу. Прощение,прощение, прощение… Она должна простить им… Она сама была во всем виновата, ией совершенно не за что ненавидеть мать.

Прощение…

С этой мыслью Габриэла наконец заснула, а часа через дваживших с ней девочек разбудил ее протяжный и громкий крик. Горькие рыданияГабриэлы разносились по гулким коридорам монастыря, и им вторило разбуженноеэхо.

Натали и Джулии потребовалось не менее четверти часа, чтобырастолкать Габриэлу, но, даже проснувшись, она никак не могла успокоиться. Каки во сне, она продолжала ощущать боль от бешеных ударов, чувствовать вкус кровина губах, слышать сухой скрежет сломанных костей.

— Я должна простить им… — снова и снова повторялаГабриэла, судорожно всхлипывая и вздрагивая всем телом. Но она знала: забытьвсе, что с ней сделала мать, она не сможет никогда.

Габриэла продолжала рыдать так горько и безутешно, что вконце концов встревоженные сестры послали за матушкой Григорией.

Только когда мать-настоятельница, прибежавшая в дортуар водном белом подряснике, заключила ее в свои надежные и сильные объятия,Габриэла начала успокаиваться. Рыдания ее стали тише и реже, кулаки разжались,а глаза начали закрываться, но матушка Григория продолжала укачивать и баюкатьдевочку до тех пор, пока с ее разгладившегося лица не исчезло выражение муки иотчаяния.

— Я должна простить им… — снова прошептала Габриэла ипровалилась в глубокий сон. И, глядя в ее все еще мокрое от слез лицо,настоятельница подумала, что на это ей потребуется очень много времени. Бытьможет — вся жизнь.

Следующие четыре года прошли для Габриэлы мирно и спокойно.Она продолжала жить в тихой обители Святого Матфея. Монахини учили ее всему,положенному в обычной школе, а сверх того Священному Писанию, латыни и историиордена. Джулия стала кандидаткой в послушницы и готовилась к новициату; еесестра Натали получила стипендию в колледже и уехала на север штата, чтобыпродолжать учебу. По монастырю она не очень скучала, хотя и писала довольночасто. Из ее писем Габриэла, в частности, узнала, что Натали охладела к Элвисуи была теперь страстно влюблена во всех четверых «Битлов». Судя по тем жеписьмам, Натали была очень довольна, что может встречаться с парнями, читать любыежурналы и делать все — или почти все, — о чем она мечтала в монастыре.

Но Габриэла недолго оставалась единственной пансионеркой.Вскоре в монастырь поступили две маленькие девочки-сироты из Лаоса. Девочкипоселились в комнате Габриэлы. Они почти не понимали по-английски, и Габриэла сувлечением обучала их самым простым словам и предложениям, рассказывала на ночьбиблейские истории и сказки собственного сочинения.

Никаких известий ни от отца, ни от матери она так и недождалась. Правда, чеки, подписанные миссис Элоизой Уотерфорд, поступали вмонастырь регулярно, однако на протяжении всех четырех лет мать не прислаладочери ни одного письма, ни одного подарка к Рождеству или ко дню рождения. НоГабриэла по крайней мере знала, что ее мать жива и здорова и что она сумелаосуществить свой план и выйти замуж за дядю Джона из Сан-Франциско. Куда пропалее отец, девочка по-прежнему не имела ни малейшего представления. Последнее,что она о нем слышала, это то, что он уехал в Бостон, чтобы там жениться накакой-то женщине с двумя детьми, но это было ужасно давно. Что с ним случилосьдальше, ей было неизвестно. Впрочем, она и не старалась это узнать, ибо все ееинтересы заключены были теперь здесь, в той неспешной, упорядоченной испокойной жизни, которую она вела.

Обитель Святого Матфея действительно стала для нее роднымдомом. Все здесь очень ее любили, и Габриэла старалась изо всех сил, платядобром за добро. Она с радостью бралась за самую тяжелую и грязную работу,которую остальные делали лишь по обязанности: драила полы в коридорах,прибирала в трапезной и в общем зале, чистила душевые и ванные комнаты,натирала воском спинки скамей и резные перила в монастырской церкви. Крометого, весной и летом она не покладая рук трудилась, перекапывая землю,подстригая ветви яблоням. Это была большая нагрузка, но Габриэла успевала иблестяще выполнять все домашние задания, и писать свои собственные стихи ирассказы, которые очень нравились ее учительницам, считавшим, что у девочки —настоящий талант.