Спаси меня, пожалуйста! - Татьяна Бочарова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Чернушенко, какой умный и интеллигентный у тебя папа. Гордись.
Оксана чуть под парту не упала. Гордиться?! Чем? Тем, что за ней по пятам ездит инвалидная коляска? Она оглядела класс, ожидая, что над ней снова станут смеяться. Но никто не смеялся, и у нее немного отлегло от сердца.
Семен Васильевич провожал Оксану в школу каждое утро, а после обеда неизменно ждал ее в школьном дворе. Вера была в положении и мучилась токсикозом. Встретив падчерицу, Семен Васильевич вел ее домой, кормил обедом, давал немного отдохнуть, а потом проверял, как она делает уроки. Он потрясающе объяснял – после его комментариев все самое сложное тут же становилось понятным. Оксана стала приносить из школы пятерку за пятеркой. Елена Игоревна не скупилась на похвалы. Вера сияла, поглаживая растущий живот. Первый класс Оксана закончила на «отлично», ей дали грамоту, а родителям подписали благодарность.
Летом Вера отправила дочь в лагерь, а сама поехала рожать. Вернувшаяся домой Оксана обнаружила, что теперь их в квартире не трое, а четверо. Новый житель казался не больше котенка. У него было красное сморщенное личико и короткие ножки с ручками. Ладошки он сжимал в кулачки, а иногда складывал из крошечных пальчиков фиги. И орал, орал как резаный. От его крика у Оксаны закладывало уши. Семен Васильевич блаженно улыбался, ездил взад-вперед с памперсами и ползунками, склонившись над кроваткой, сюсюкал с младенцем, тряс погремушкой. Вера день и ночь сцеживала молоко. Оксана почувствовала себя лишней. Она как-то сразу стала взрослой, несмотря на то что ей только исполнилось восемь. Отчим требовал качать братика, Вера кричала, чтобы она вынесла мусор. Ей хотелось во двор, к друзьям, но находилась куча дел и ее не пускали. «Родителям надо помогать, – назидательно говорил Семен Васильевич, – ты теперь старшая сестра, на тебе ответственность».
Оксану тошнило от этой ответственности. Ей страстно хотелось, чтобы Вовку отнесли обратно в роддом. Только теперь она оценила, как здорово они жили до его рождения. И запах одеколона, и Моцарт, несущийся из проигрывателя, и скрип инвалидной коляски – все это показалось ничтожным и несущественным по сравнению с тяжелым и душным чувством ревности к малышу. Оксана замкнулась, перестала разговаривать и улыбаться. Молча делала, что ей велели, а когда выдавалось свободное время, пряталась у себя с книжкой. Как на грех, почти все сказки повествовали о горькой доле падчериц, которых обижали злые мачехи и сводные сестры. Оксана с легкостью представляла на месте мачехи Семена Васильевича, а на месте глупой и жадной сестры Вовку. Растравляя себя все больше, она рисовала в воображении картину своего побега из дому, предвкушая, как ее хватятся, начнут искать. Мама будет плакать, а отчим нервно кусать губы – он всегда так делал, когда волновался или расстраивался. Очередной вопль проголодавшегося Вовки выводил ее из грез. Оксана никогда не успевала придумать, куда же именно она убежит. В сказочную страну? Но она уже понимала, что их не существует. В другой город? Например, в Санкт-Петербург, там живет мамина двоюродная сестра тетя Люба. Она работает кондитером в пекарне, у нее добрые голубые глаза и толстые румяные щеки, а детей нет. Возможно, она возьмет Оксану к себе вместо дочки. Вот только что на это скажет мама? В конце концов, Оксана собиралась и уходила к бабушке, которая жила совсем рядом, через пару домов.
Бабушка с мамой не слишком ладили, и бабушке, так же как и Оксане, не нравился Семен Васильевич. Оксана слышала однажды, как она выговаривала матери:
– Зачем с калекой связалась? Да еще ребенка от него родила! Не ровен час, гены передадутся.
Что такое гены, Оксана понятия не имела, но с бабушкой была согласна и не сомневалась в том, что бабушка любит ее гораздо больше, чем крикуна Вовку. В маленькой уютной бабушкиной квартире она чувствовала себя свободной и счастливой. Здесь она снова превращалась в маленькую девочку. Бабушка поила Оксану чаем с клубничным вареньем, угощала пышками собственного изготовления, разрешала смотреть телевизор сколько угодно и ничего не делать. Если Оксана хотела помочь ей по хозяйству, та только руками махала:
– Сиди, дочка, сиди. Мало тебе дома достается, что ли!
Как-то так повелось, что Оксана стала называть бабушку мамой. Та не протестовала, наоборот, видно было, что ей это нравится. В дом к дочери она ходила редко, с внуком не нянчилась, а внучку привечала. Длинными вечерами они беседовали обо всем на свете, словно две подружки-ровесницы. Покуда не раздавался телефонный звонок и мать не требовала, чтобы Оксана немедленно шла домой…
Шло время. Вовка немного подрос, перестал орать как резаный, стал смешно агукать, потом лепетать. Ползал по ковру, одну ногу почему-то волоча за собой. Оксане он начал даже нравиться – такой забавный, хорошенький. Худой, в отчима, шустрый – не угнаться. Она показывала ему «козу», и он заливисто хохотал. Потом встал и пошел – месяцев девяти всего от роду. Оксана вошла в комнату и увидела, как он ковыляет к ней, широко раскинув ручонки: на лице восторг, глаза по полтиннику каждый, рот широко раскрыт, а в нем два зуба. Потом он упал и заплакал, жалобно, безутешно. Она подскочила к нему, схватила на руки, прижала к себе. В это время вбежала мать, где-то замешкавшаяся. Вскрикнула было, хотела кинуться к ним, но остановилась. Взгляд ее потеплел. Она стояла и молча глядела на дочь и сына. Подъехал отчим. Тоже молча остановил коляску на пороге. Оксана смутилась. Ей стало так неловко, что лицо залилось румянцем.
– Что смотрите? – буркнула она сквозь зубы, стараясь не глядеть на мать и отчима. – Ребенок чуть не убился! Эх вы, раззявы!
Она говорила точь-в-точь как бабушка, ее словами и тоном. Мать вдруг улыбнулась, Семен Васильевич тоже. Они дружно засмеялись.
– А Ксюша наша выросла, Верочка, – проговорил Семен Васильевич. – Смотри, совсем взрослая. Такой не страшно малыша доверить.
Довольная мать кивнула. Отныне все изменилось. Маленький Вовка стал Оксане самым близким и родным человеком, лучшим другом. Он ковылял за ней по пятам, хватал за одежду тоненькими, похожими на прутики пальчиками, прижимался к ее ноге розовой атласной щекой и восторженно лопотал «Юша, Юша». Кажется, он выговорил ее имя даже раньше, чем «мама». Оксана забросила книжки, даже к бабушке ходить перестала, хоть та и обижалась ужасно. Все свое время она проводила с братишкой, гуляла с ним, читала ему малышовые сказки, играла в кубики и пирамидки. Мать и отчим не могли нарадоваться, Вера расщедрилась и купила дочери подержанный смартфон. Оксана скачала на него мультики и показывала Вовке. Вся семья была довольна.
Так пролетело три года, и родители решили отдать Вовку в садик. Оксана была резко против – она хорошо помнила свой сад, толстую нянечку и двуличную Ольгу Павловну. Но ее не слушали – Вера мечтала побыстрее выйти на работу, гонораров отчима за его научные статьи не хватало на нормальное существование четырех человек. Вовка садик невзлюбил с первого дня. Ревел по утрам до рвоты, а когда Оксана приходила забирать его, неизменно стоял у двери, дожидаясь ее появления. Он стал грустным и молчаливым, перестал звонко хохотать, в глазах была тоска и страх. Оксана пробовала говорить с родителями, но без толку. Вера была непреклонна: «Привыкнет. Ты привыкла, и он перетерпит». Оксане было до боли жалко братишку, кроме того, она чувствовала невероятную пустоту без него. Дни стали слишком длинными. Она делала уроки за сорок минут, а в остальное время не знала, куда себя деть. Привыкнув весь досуг посвящать малышу, Оксана маялась и тосковала. Снова стала ходить к бабушке, но та мучилась давлением, и прежней дружбы с ней не получалось.