Спаси меня, пожалуйста! - Татьяна Бочарова

Вечером Оксана стояла перед матерью, сжавшись в комок.

– Почему ты так себя ведешь? – кричала та. – Чего тебе не хватает? Воспитательница говорит, ты безобразничаешь, делаешь пакости, бьешь детей!

– А чего они смеются, – огрызнулась Оксана и получила по губам.

– Я тебе покажу, как матери грубить! – Второй шлепок пришелся по щеке. Оксана взвизгнула и зашлась ревом. Мать схватила ее и потащила в комнату. Бросила на кровать. – Вот! Сиди тут одна. Если тебя выгонят из сада, я тебя сдам в детский дом! Так что смотри у меня.

Оксана не помнила, как заснула. Вернее, она не заснула, а просто отключилась, обессилев от слез и страданий, непосильных для такого маленького человека. Утром ее снова повели в ненавистный сад. Снова была каша с червяками и огромная ложка, которой нянечка тыкала Оксане в рот со словами:

– А ну, лопай, бандитка малолетняя.

Никто не играл с ней. Дети, как только она подходила к кому-нибудь из них, тут же отворачивались и убегали к Ольге Павловне. Оксана стояла в углу, куда ее вчера поставили в наказание. Теперь она находилась тут по собственной воле и исподлобья глядела на воспитательницу. Какая она красивая. Красивая и гадкая. Как Лиса, обманувшая наивного зайчишку. Выманила из избушки и выгнала вон.

Ольга Павловна почувствовала ее взгляд. Обернулась раз, другой. Сделала вид, что ничего не замечает, нарочито рассмеялась, схватила за руки детишек, закружила с ними хоровод.

– Вот как нам весело! Кто хорошо себя ведет, те со мной будут в игру играть! В интересную игру.

Ребятишки, заинтригованные, уставили на нее блестящие глазенки.

– Ты, Ваня, иди сюда, в середину. А ты, Сонечка, стой тут, держи Васю за ручку. Не пускайте Ваню из круга. Все не пускайте. Возьмитесь за руки. А ну, дружно! – Голос у воспитательницы дрожал.

Оксана явственно слышала эту дрожь, преувеличенную звонкость. Видела, как Ольга Павловна нет-нет да и кинет на нее взгляд. Но она для себя уже все решила. В свои три года она четко уяснила, что значит предательство и несправедливость. Ольга Павловна оставила галдящих детей и подошла к Оксане. Вид у нее был смущенный и неловкий.

– Идем! Будешь с нами играть, так и быть.

Оксана помотала головой и попятилась.

– Нет? Что это значит? – изумилась Ольга Павловна. – Я тебя простила. Можешь выйти отсюда.

– Я не буду с вами играть, – тихо, но твердо проговорила Оксана. Секунду помолчала и прибавила: – Никогда.

Ольга Павловна открыла рот, но ничего не сказала. Оксана вдруг увидела, что никакая она не красавица: один глаз больше другого, нос уточкой, подбородок слишком маленький и будто скошен назад.

– Никогда, – повторила она и отвернулась к стене.

Больше ее никто не трогал. Ольга Павловна почти не разговаривала с ней, только иногда, очень редко, и исключительно по делу. Нянечка перестала кормить кашей, проходила мимо и только шумно вздыхала, при этом ее роскошная грудь под халатом вздымалась волнами. Постепенно дети забыли о случае с Оксаной и стали снова с ней играть. Но сама Оксана ничего не забыла. Из этой истории она вынесла урок: нельзя никого любить. И доверять никому нельзя. Проявишь чувства, покажешь нежность – тебя за это накажут. Засмеют. Унизят.

Дома мать недоумевала и ругалась:

– Все дети как дети, а у меня какой-то угрюмый гном. Не улыбнется, не подластится. И в кого ты такая уродилась, не иначе в папашу своего, паразита эдакого!

Отца своего Оксана никогда не видела. На матери он не женился, исчез сразу, как узнал, что Вера в положении. А был он, по словам матери, цирковым артистом, жонглером. Приехал на гастроли на пару месяцев в столицу и благополучно отбыл дальше. Возможно, мать врала, и не было никакого жонглера. Может быть, отцом Оксаны был обыкновенный пьяница. Или еще верней – какой-нибудь женатик. Однако Оксане нравилось верить в то, что она дочь циркача. Цирк она обожала. Первый раз мать сводила ее туда, когда ей исполнилось три года, и потом продолжала водить. Оксану с ума сводил запах опилок, громкая бравурная музыка, лошади, несущиеся по кругу под щелканье хлыста, летающие под куполом на трапециях бесстрашные и ослепительно красивые люди. Она мечтала о том, что вырастет и будет так же летать, высоко-высоко, освещенная ярким прожектором, в серебряном костюме, гибкая, как змея.

К пяти годам Оксана немного смягчилась, перестала глядеть букой, научилась читать – как-то сразу и не по складам, а большими предложениями. Теперь ее любимым занятием было затаиться где-нибудь в укромном уголке и с головой уйти в мир сказочных принцесс и отважных рыцарей. Мать снова ругалась, теперь уже оттого, что дочку было не дозваться за стол, а вечером не уложить в постель. Она хотела, чтобы Оксана хотя бы чуть-чуть помогала по дому, но та саботировала все материны требования. Во дворе она уже была несомненным лидером: рассказывала детворе то, что накануне прочла, описывая в самых ярких красках. Ее слушали затаив дыхание даже дети постарше – многие и в школе так бегло не читали, а главное, не любили это занятие, предпочитая смотреть мультики.

Когда Оксане исполнилось семь, в дом пришел Семен Васильевич. Вернее, не пришел, а приехал в своей коляске. Оксане он показался страшным, как Кошей бессмертный из ее любимой сказки о жар-птице: такой же худой, костистый и немощный. Она никак не могла взять в толк, отчего мать пустила его к ним в квартиру. До него у Веры было много кавалеров, некоторые подолгу жили с ними, покупали пиво, курили на балконе, сидя на перевернутом ящике из-под апельсинов, ночами ходили в ванную, громко хлопая дверью и мешая Оксане спать. Все они были похожи между собой – рослые, плечистые, с равнодушными, ничего не выражающими лицами, пахнущие ядреным мужским запахом, смесью пота и табака. И вдруг на смену этим крепышам возник доходяга в инвалидном кресле!

Оксану в отчиме бесило все: его худые, высохшие ноги, огромные, точно лупы, стекла очков, пегий хохолок надо лбом, который он по утрам тщательно укладывал перед зеркалом. А особенно бесил его запах – прохладный, тонкий аромат одеколона. «Точно у женщины», – с презрением решила Оксана. Она понятия не имела, что мужчины тоже могут пользоваться духами. Не знала она так же, что мужчины могут не любить сигареты и спиртное, подолгу слушать классическую музыку, читать вслух стихи. Все это Семен Васильевич проделывал ежедневно, а мать сидела рядом и слушала, в восторге закатив глаза. Во дворе над Оксаной стали посмеиваться – мол, что за педика мать привела в дом. Она дала пару тумаков особенно остроумным и привязчивым, остальные заткнулись. Но сама Оксана никак не могла успокоиться – все принюхивалась к тонкому аромату французского одеколона, брезгливо морщилась, а заслышав музыку Моцарта, демонстративно закрывала дверь своей комнатенки…

Пришла пора идти в школу. Мать заплела Оксане косы, повязала пышные белые банты и повела ее на первую школьную линейку. Семен Васильевич ехал рядом, поскрипывали колеса коляски, вокруг распространялся запах духов. По случаю торжества он надел черный костюм, повязал яркий атласный розовый галстук, по-особенному уложил свой дурацкий чуб. Оксана не знала, куда провалиться от стыда – у всех родители как родители, а у нее это чучело огородное. Чучело, однако, моментально нашло контакт с учительницей, они долго что-то обсуждали, а потом, когда первоклассники уже сидели на своих местах, Елена Игоревна мило улыбнулась Оксане и уважительно сказала: