Тигр Железного моря - Дональд Кэммелл

— Но станете, — мягко сказала мадам Лай. — Станете, потому что вы хотите большую кучу денег. Вы должны вступить, потому что мои люди ждут этого от вас. В противном случае они вас не примут.

— Да не буду я вступать!

— Будете. — Это было сказано тихо и спокойно.

Энни пил вино. Она же не пила, просто задумчиво сидела и время от времени бросала пристальный взгляд на его лицо. Энни замолчал и делал вид, что пребывает в расслабленном состоянии.

— Я умираю от голода. Хочу перекусить хоть что-нибудь, после чего я бы вздремнул. Завтра у нас много дел, надо все детально продумать и обсудить.

— Уверяю, вы не хотите есть. Разве вы едите, когда вам скучно или когда вас мучит тревога? — Она посмотрела на него с высокомерным прищуром, гордо вскинув голову. — Вы не знаете, что такое умирать от голода. Ваши дети никогда не голодали, никогда не ели землю, чтобы хоть чем-нибудь набить животы, раздутые от голода. — Она сделала жест, показывая, как раздувается от голода детский живот. — Сейчас я богата, но когда-то я была бедной. Во время страшного голода я видеть, как мой отец убил богатого крестьянина и двух его жен, чтобы накормить семью. У другого мой отец похитить маленького мальчика и двух девочек, чтобы получить тридцать долларов и отправить их своим детям. Десять долларов за каждого ребенка. Фермер не платить. Мой отец отрубить палец у шестилетнего мальчика и отправить фермеру. Тот заплатить десять долларов и сказать, что он продал последнюю свинью. Он говорить, оставь себе двух девочек, о пират, они — мой тебе подарок. Если я их получить, то мне придется их продать, чтобы мой сын жил.

Она замолчала. Энни ждал. Он понимал, что настал самый интересный момент этой истории. Но мадам Лай еще не завершила свой рассказ.

— В Китае всегда голодали, — заметил Энни, — и до прихода белых тоже.

— Верно. Но они голодали с маленькой гордостью в сердце. Они были преданы императорами и богачами, преданы китайцами, но не чужеземными дьяволами.

Она начала впадать в одно из своих эмоциональных состояний, связанных с ненавистью к иностранцам. Возможно, она никак не могла забыть разрушенный ими домик в заливе Биас, и Энни видел, как ее ненависть неуклонно распространяется на всех чужаков. Энни чувствовал себя, мягко говоря, неуютно. Мадам Лай, несмотря на ее восхищение современным Китаем, как обычная феодальная аристократка, попала в ловушку ненависти ко всему остальному человечеству. Она была убеждена, что этот чуждый мир тайными интригами разрушает Китай. В некотором смысле она была права. Но признать тот факт, что Китай сам активно помогал этому разрушению, она упорно не желала.

— Вы попусту растрачиваете силы на ненависть к иностранцам, — весело сказал Энни. — Разве когда-нибудь сильные жалели слабых? Белые люди крепкие и жадные. Они хорошо организованы. Китай же не организован. Здесь полно крепких и жадных китайцев, но они готовы спасать только собственную задницу, и плевать им на своих собратьев. Поэтому-то вы и решили организовать банду. Просто вам хотелось во что-то верить, однако это было крайне легкомысленно и в некотором роде — цинично.

Сильно сказано, ей и возразить нечего.

— В этой огромной стране нет ни одного человека, которого нельзя было бы купить, — продолжал Энни (уж кто-кто, а он знал это отлично). — Иностранным дьяволам не нужно было завоевывать Китай, чтобы взять здесь то, что они хотели. На сотни лет вперед они купили правителей и прочих важных шишек. Китай — страна, где живут пятьсот миллионов человек, и она была разрушена в первую очередь теми, кто должен был ею управлять. Сейчас, например, около двух миллионов подлых проходимцев носятся по Поднебесной, втаптывая друг друга в грязь, многие из них сжигают себя опиумом. Китай — страна, которая сама себя пожирает. Кажется, у греков был герой, пожиравший сам себя? Все, что вы можете, и богатые и бедные, — заглушать боль души опиумом.

Она не спорила, только сказала:

— Вы не любите китайский народ.

— Да его просто нет, — парировал Энни (он уже успел выпить на голодный желудок три четверти бутылки вина). — Страна кишит китайцами, а народа нет.

— Вы такой же, как все гуайло. Вы прибывать в Поднебесную с дружески протянутой рукой. — Она продемонстрировала европейское рукопожатие. — Но в другой руке, той, что за вашей спиной, принесен отравленный кинжал. Вы все время кромсаете живую плоть, пока не доберетесь до печени… — Она приложила руку к правому боку. — Вы травите эту землю и золотом, и опиумом. Гуайло, как стервятники, облепили тело великого Дракона и острыми клювами склевывают плоть до самых костей.

С легким чувством вины Энни потер свой доблестный нос. «Нет в мире страшнее расиста, чем китаец, впавший в маниакальную депрессию», — подумал он.

— Я не отдаю предпочтения ни одной из наций, — сказал он спокойно. — Мы и раньше, солнышко, промышляли на этой территории. Не назову вам ни одного народа, способного вызвать у меня восхищение.

Он терпеливо ждал, в надежде услышать слово «американцы», но мадам Лай ничего не сказала. Она предпочла не заметить этот мелкий выпад, следуя хитрости, присущей ее древнему народу. Энни был готов к презрительным насмешкам и хуле на голову всей Америки и всех шотландцев. Если бы вдруг ей пришло в голову покопаться в «доблестях» этих самых шотландцев! Но она предпочла не заметить выпад, хотя «мастер записей», вне всякого сомнения, уже давно разведал, что Энни родился на жалком кусочке северной земли, прикрываемом от ветров великой скалой Данедин.

Дождь неистово стучал по крыше, подобно барабанной дроби, предвещавшей несчастье.

— Так кем же вы все-таки восхищаетесь? — спросила мадам Лай.

Энни молчал. Ему бы хотелось знать, где она научилась с такой значительностью задавать вопросы. Он смотрел на пустую фарфоровую чашечку, которую держал в руке. На фоне голубой каймы среди лотосов стояли изящно прорисованные цапли.

— Китайцами, — ответил он. — Даже больше, чем можно было бы рассчитывать. Но и в вас так много всякого дерьма! — Он смотрел в щелки ее глаз с притворным отчаянием. — Почему так много мерзостей во всех этих людях — белых, желтых, черных, голубых, которыми я так восхищаюсь и перед которыми снимаю шляпу?!

С этими словами он снял фуражку и аккуратно надел ее на гладко причесанную голову мадам Лай.

Следом за человеком с фонарем они двигались по улочке, ведущей к холмам. Капитан Долтри широко шагал в сопровождении восьмерых спутников. Часть была вооружена винтовками маузер, другие — длинноствольными «люгерами» и маузерами, которые очень высоко ценились в Китае. В экипировке этих людей было нечто церемониальное: предпочтение отдавалось кожаным и парусиновым патронташам (по два-три на каждом), под завязку набитым патронами и поэтому весьма тяжелым. Кроме этого, у каждого было по кинжалу огромных размеров. Почтенные мужи, почти все старше Энни, держались как-то по-особому. Количество и вид шрамов на их телах поражали воображение. На нескольких головах красовались фуражки солдат китайской пехоты, возможно снятые с убитых в бою. На паре человек были небольшие и жесткие соломенные шляпы с кожаными ремешками, завязанными под подбородком. Такие головные уборы народ танка носил столетиями. Эти шляпы выдерживали любые удары, даже меча.