Тигр Железного моря - Дональд Кэммелл

На топ-мачте джонки развевался желтый флаг с черным драконом — огромный кусок старой шелковой ткани золотистого цвета, весь в многочисленных пробоинах от пуль и осколков пушечных ядер, тщательно залатанных женщинами моряков — женами всех рангов, наложницами, певичками, ни одной из которых сейчас не было на борту. Мадам Лай не позволяла женщинам находиться в плавании, делая исключение лишь для своих служанок.

В сгущающихся сумерках звук гонга эхом разносился над Макао и терялся где-то у холмов Лаппа, плотно подступавших к городу. После церемоний ящик с Диньхао подняли на джонку и понесли к алтарю, находившемуся в рулевой рубке. Энни успел разглядеть богиню: выточенная из грушевого дерева, она сидела, как и подобает богине, мягко улыбаясь и как бы проницательно вглядываясь в каждого. Сопровождавший ее монах продолжал бить в гонг; запах ладана усилился. Энни почувствовал, как у него сжались яйца, когда оглушительно бабахнули фейерверки на храмовом сампане, находившемся всего в нескольких футах от поднятой на планшир лодки с порохом и боеприпасами к мелкокалиберному оружию.

В кульминационный момент из каюты вышла мадам Лай — с лицом спокойным, надменным и бесстрастным. Два или три монаха младшего чина, лохмотьями походившие на нищих, с надменными и беспристрастными лицами, бормотали нараспев что-то замысловато-возвышенное. Мадам Лай зажгла ароматическую палочку — несомненно, самую значимую — и поставила ее в квадратную бронзовую чашу у алтаря. Одними губами она прочитала какую-то молитву и положила рядом с чашей цветы жасмина.

Молодой месяц взошел на юго-востоке, и «Железный тигр» (так называла его команда) поднял якорь и покинул стоянку, ведомый буксиром, матросы которого глухо пели свою привычную песню, и черные весла, следуя за ударом невидимого гонга, одновременно опускались в воду. Энни наблюдал, как свежий юго-западный ветер наполнял поднятые паруса из первоклассной парусины, цвета тусклого золота, чтобы на их фоне не терялся желтый флаг. Для поднятия грота использовалась лебедка, с которой управлялись четыре человека, поскольку рейки этих больших парусов были из массивных, связанных вместе стволов бамбука, длиной составлявших пятьдесят футов.

Мадам Лай не выходила из своей каюты. Энни стоял, облокотившись на гакаборт полуюта, и внимательно наблюдал за управлением кораблем (он вынужден был признать, что «лодкой» назвать это судно было никак нельзя). Команда непринужденно болтала и шутила, это ужаснуло бы капитана любого западного судна, но матросы джонки были настолько опытны в своем деле, что их кажущаяся небрежность не ставила под сомнение качество работы. Свет от фонарей, висевших на мачтах, золотистыми лужицами растекался по палубе. Палуба была темной от пропитки тунговым маслом, а щели в ней заделаны чунаном — белым, удивительно прочным и эластичным материалом.

Через две мили к югу от Макао капитан Ван Хэ сделал поворот оверштаг на юго-восток.

Луна была необычна и светила каким-то зеленоватым светом. Такой же свет она лила на воду, и в нем ошеломленный Энни увидел, как прямо к ним, вывернув с подветренного берега Макао, шло каноэ, на веслах которого сидело сорок человек. Это было военное каноэ-дракон — с идеально гладким днищем. Некогда Энни доводилось видеть такое же — около шестидесяти футов длиной — на стапеле. В днище лодки можно было смотреться как в зеркало! Каноэ, должно быть, делало не менее пятнадцати узлов, рассекая волновавшуюся поверхность моря, подобно змее, плывущей с высоко поднятой над поверхностью головой. Вода под его носом дыбилась светящейся пеной. Мощь и ритм гребцов напомнили Энни полинезийские лодки, которые, возвращаясь с рыбной ловли, всегда заставляли человека останавливаться и благоговейно наблюдать, с каким искусством и смелостью они разрезали гладь моря.

Капитан Ван навел на каноэ ночной бинокль фирмы «Бош энд Лом», подозрительно похожий на те, что очень любили командоры британского торгового флота. Джонка тут же легла в дрейф и стала ждать с каноэ соответствующее послание.

Мадам Лай пригласила Энни в каюту, которая находилась от рулевой рубки дальше к корме, за одной из раздвижных дверей из камфорного дерева, покрытого темно-красным лаком. Каюта была маленькая, но богато украшенная резьбой, ее освещали два медных фонаря, свет которых делал тусклыми дымы от сандаловой палочки и от маленького серебряного кальяна, который курила мадам. Большую часть каюты занимала удобная койка, похожая на тахту. Обычно койки на джонках были по-спартански узкими и жесткими, но мадам Лай была особой хозяйкой судна, а не обычной лао пан (собственницей), поэтому и койка в ее каюте была особая. Она сидела на койке скрестив ноги, а юная служанка спала на полу. У кормовой переборки стоял большой кованый сундук, над ним — окно, закрытое ставнями и выходившее на корму, от него чуть поодаль находилась еще одна раздвижная дверь, как на европейских военных кораблях семнадцатого века.

— Садитесь, пожалуйста, — сказала мадам Лай. (Энни сел на сундук. Потолок в каюте был низкий, не более пяти футов.) — Сегодня утром британский военный флот разрушить мой дом в деревне Хай Чан, — сказала мадам Лай. — В заливе Биас.

Вид у нее был крайне раздраженный. Энни раздумывал, имеет ли смысл напомнить, что он американец.

— У меня много домов. Но эти британцы есть очень плохие люди. Они посылают два крейсера, этот авианосец разрушить много-много домов рыбаков. Пятьдесят джонок, все разрушить. Они искать пиратов, но они находить только женщин, детей и стариков. И они не спрашивать разрешения у китайского правительства. Грязные британские свиньи.

— Какого китайского правительства?

Она игнорировала его вопрос, ибо была слишком зла на британцев.

— Я ненавижу само слово «Британия», — произнесла мадам Лай, яростно раздувая огонь в кальяне. — Во времена моих предков британцы привозить дешевый опиум в Китай. Китайцы всегда слабые к опиуму, всегда император бороться с плохими людьми, чтобы остановить рост желтого мака. Но британские корабли слишком сильные, их опиум разрушать Китай.

— Я думал, вас восхищают сильные люди, — сказал Энни, удивленно поднимая брови.

— Я ненавижу слово «Британия». Я плюю ядом на это слово.

В Макао мадам Лай жила всего в нескольких кварталах от завода, производившего опиум согласно официальному разрешению португальского правительства. Ежегодно этот чистейший опиум на миллионы долларов продавался «лицензированным» китайским торговым агентам. Что стало с этим товаром после того, как он перестал быть подконтрольным бизнесом Макао? Аккуратные немцы создали огромный рынок опиума и героина, а японцы по концессии построили фабрику по производству героина в Тяньцзине. Но мадам Лай была не в том настроении, чтобы слушать аргументы в защиту британцев.

Сам Энни опиум не употреблял. Но если посмотреть на положение дел беспристрастно, то было трудно не заметить, какое бедствие переживала китайская цивилизация — большая часть образованного населения разом пристрастилась к дарующим забвение наркотикам. Какова бы ни была причина, англичане потворствовали пагубному пристрастию, а янки умело им в этом помогали. Бизнес есть бизнес.