Американец - Массимилиано Вирджилио

В двадцать четыре года мой сын окончил университет с наивысшим баллом по специальности «Экономика предприятия». Через месяц я поехал с ним в Милан, где он собирался поступать в аспирантуру на кафедру экономики и рационального природопользования.

Мне нравились образ мыслей Марчелло и его подход к собственному будущему. Он смотрел на все глазами человека, который осознает, что траектория мирового развития навсегда изменилась и единственный шанс выжить в непрерывных циклах, состоящих из экономических кризисов, терактов и загрязнения окружающей среды, – это стать лучшим в своей отрасли, найти высококвалифицированную работу по специальности и пустить корни где придется, не жалуясь на судьбу.

После аспирантуры его пригласили на стажировку в голландскую компанию, производящую экологичные теплоэнергетические системы по заказу казахских нуворишей и других выходцев из бывших республик СССР. После стажировки ему предложили стать консультантом за три тысячи евро в месяц, плюс премии и командировочные на все время прохождения практики в головном офисе в Амстердаме. Там он и познакомился с Ребеккой.

Она родилась в Голландии, ее отец был фламандцем, а мать – уроженкой Конго. На два года старше его, в свои двадцать восемь она уже была главным инженером и возглавляла экспериментальную группу по созданию первой когенерационной термодинамической солнечной электростанции, производящей электрическую и тепловую энергии.

Они общались как коллеги до тех пор, пока десять месяцев спустя не отправились вместе в Брюссель на конгресс ООН, посвященный климатическим изменениям. Вечером накануне возвращения в Нидерланды они переспали. Они встречались еще несколько месяцев, и, наконец, Ребекка переехала к Марчелло. – Папа, мне не терпится вас познакомить, жду не дождусь, когда мы уже приедем к вам на Рождество.

– Твоя мама составила ее гороскоп, – сказал я, надеясь, что он не рассердится.

– Как ты узнал дату ее рождения?

– Неужели ты думаешь, что мы не можем набрать имя в поисковике? Совсем за дураков нас держишь?

– Прости, я не хотел тебя обидеть. В любом случае через две недели мы приедем к вам и лично расскажем обо всем, что вы пожелаете узнать.

– Ловлю тебя на слове.

– Обещаю.

Думать, что знаешь человека, после того как прочитал о нем в интернете, – типичное для нашего времени заблуждение. Когда Ребекка переступила порог нашего дома и на ломаном итальянском сообщила, как рада познакомиться с родителями своего piccolino, я должен был предугадать, что ждет нашу семью. Но я недооценил опасность и все свалил на ее экзотичность.

Великолепно сложенная темнокожая девушка, старше моего сына, которая к последнему курсу университета изъездила планету вдоль и поперек. Неуправляемая частица мира, по ошибке залетевшая в нашу квартиру в Каподимонте, в рождественскую пору, пропитанную запахами традиционного печенья «струффоли» и «рококо». Наша жизнь, в отличие от ее, прошла на одном и том же квадратном метре.

Наши внуки окажутся чернокожими? Будут ли они говорить по-итальянски? Той ночью в спальне мы с женой так и не набрались смелости произнести вслух эти животрепещущие вопросы. Не в силах побороть бурлившие в моем сознании сомнения, я обвинил во всем нашу с Наной провинциальность и раздраженно выключил ночник на тумбочке. Я не понял тогда, что, приведя Ребекку в нашу семью, мой сын вплотную подошел к пропасти и, заглянув в нее, совершил роковую ошибку.

Несмотря на смуглую кожу, близнецы не были точной копией Ребекки. Ну, или, по крайней мере, не во всем.

Перебравшись в миланский офис, она уволилась, чтобы все время проводить с детьми. Это была не ее идея. Сын настоял, чтобы она сделала выбор в пользу материнства, и в итоге, как следует все обдумав, она решила, что не такой уж это и мужской шовинизм – дать ей и детям возможность привыкнуть к новой обстановке.

В 2008 году, не достигнув и тридцатилетия, Марчелло зарабатывал гораздо больше, чем дети моих бывших коллег. Я же благодаря работе в «Каламаро 3000» скопил приличную сумму. Зачем мне такая куча денег? Я подумал открыть трастовый фонд для близнецов, чтобы, повзрослев, они могли оплатить свое обучение. Однако, как я ни одергивал себя, идея современной семьи без предрассудков продолжала казаться мне слишком иллюзорной, чтобы в нее верить.

Ребекка решила сменить направление деятельности и вошла в университетскую группу инженеров, изучавших возможности использования мобильных приложений в сфере природопользования. С ее опытом и знакомствами это занятие казалось детской забавой. А раз так, она сможет уделять много времени близнецам. Сын ее решение одобрил.

Первые месяцы Нана без конца моталась в Милан и обратно, чтобы помочь Ребекке с домашними делами и детьми, но та родилась в последней декаде июня, и очень скоро упрямство Рака в сочетании с безграничной жаждой независимости проявило себя в виде сдержанного противостояния моей жене.

Благодарность, которую, по мнению Наны, должны были вызывать бесконечные стирки и систематическая стерилизация всей утвари и каждого квадратного сантиметра дома, Ребекка предпочитала выказывать Дорине – домработнице, которой они с Марчелло платили кучу денег. Представление о человеческих отношениях, где члены семьи по очереди помогают друг другу, не было близко черной Венере.

– Не хочу сказать ничего плохого о Ребекке, – однажды поделилась своим беспокойством жена по возвращении в Неаполь, – но вести хозяйство она совершенно не умеет. Как можно доверить дом юной молдаванке, которая только и делает, что болтает по телефону бог знает о чем с очередным из своих многочисленных ухажеров?

– Твое замечание кажется мне неуместным, – ответил я.

– Уместное или нет, неважно, убираться она все равно не умеет, – отрезала Нана.

– А тебе обязательно надо вкалывать, приезжая к ним? Нана, тебе уже шестьдесят. Ты не можешь заняться чем-нибудь другим?

– Эдуа, ты ничего не понимаешь.

Я действительно не понимал. Интуиция моей жены что-то ей подсказывала, но пока не было ясно, что именно.

Я в очередной раз подумал, что мне до нее далеко. Я снова придал куда большее значение, чем следовало, Ребекке и ее действиям. И снова не защитил своего сына.

– Ну все, китайцы вот-вот сдадутся, – однажды сказал он мне по телефону. – В следующую пятилетку мы всякого навидаемся.

Время от времени я засиживался на террасе своего любимого бара в Марекьяро, а Марчелло звонил мне, чтобы поделиться новостями из мира «зеленой экономики». В какие-то дни Неаполитанский залив напоминал огромный бассейн, из которого никому – ни воде, ни рыбам, ни людям – не дано было выбраться. Перспектива казалась до того сплющенной, что горизонт походил на неприступную каменную ограду.

Работа в «Каламаро 3000» шла как по маслу, деньги порождали деньги. Иногда я задавался вопросом, что стану делать, когда надобность в моих советах отпадет. Мы с Кирпичом перестанем быть друзьями? Эта мысль не давала мне покоя. Я разглядывал роскошные виллы на холме Позиллипо и с ностальгией вспоминал те времена, когда у денег была своя история, когда на каждую банкноту приходилась своя отдельная мечта, а не одна-единственная на все – плодить до бесконечности всё новые и новые бумажки. Может, купить одну из этих вилл и поселиться там с Наной?