Все пули мимо - Виталий Забирко

И машу рукой в неопределённом направлении. Вроде бы и на восток и в то же время таким широким жестом это делаю, что половину леса охватываю.

— Где-где? — настораживается Сашок, кусты редкие внимательным взглядом ощупывая.

— Да ты что, Александр! — усмехаюсь, довольный, что его подколол. — Шутка это. Кто в такую пору в лес сунется? Для грибников рано, а для парочек холодно.

Сашок на глазах сатанеет. Белеет лицом, глаза сверкают, и весь так напрягается, что кулаки его пудовые в нетерпении подрагивают. Всё, думаю, сейчас врежет, и мне амбец наступит, поскольку моя черепушка против его кулаков что орех супротив кувалды.

— Ещё одна такая шутка, — цедит Сашок, — и ты последуешь за контейнером.

Обмираю я и представляю, как с проломленной башкой в полынью без всплеска плюхаюсь. Даже кругов по воде не пойдёт. Хорошо, только что канистру «дополнил», а то бы точно обмочился.

— Ладно, — с трудом справляется с собой Сашок. — Замнём для ясности.

Подходит к машине, «стингер» достаёт.

— Смотри внимательно, — учить начинает. — По моей команде берёшь «стингер» и становишься тут, — делает два шага к болотцу. — Здесь тебе ветки мешать не будут. Как только самолёт покажется в небе, наводишь «стингер» на него и нажимаешь на спуск. Особо целиться не надо, «стингер» сам цель найдёт, но желательно всё же стрелять с упреждением. То есть целиться не в фюзеляж, а немного впереди по курсу самолёта. Всё ясно?

— Угу, — киваю мрачно. Таки на меня он работу самую грязную свалил. «Честь», так сказать, предоставил «золотыми буквами» в Историю вписанным быть.

— Далее, — продолжает Сашок. — Сразу после выстрела, не дожидаясь результата, бросаешь турель в болото и в машину вскакиваешь. Всё. Остальное — моё дело. Да, когда стрелять будешь, покрепче ногами в землю упрись — отдача нешуточная.

С полчаса мы в безделье проваландались — нескончаемым мне это время показалось. И, что самое противное — курить нельзя, а говорить с Сашком побаиваюсь. Ляпну ещё что-то не то — сразу в полынью угожу. Вон как Сашок набычившись сидит, глазами рацию пожирает, информацию нужную ждёт.

Тогда-то я своё мнение ошибочное о сто граммах фронтовых поменял. Хлебнуть бы сейчас из горла, чтоб мандраж унять…

А по рации о чём только наземные службы аэропорта не болтают! И, что показательно, о работе своей непосредственной почти ничего, а всё больше трёп обыкновенный. То механик метеослужбе анекдот через всё поле лётное травит, то заправщик кофе ему в постель приготовить просит, когда он «борт» транзитный дозаправит, то кто-то у кого-то взаймы до получки клянчит. Она и понятна, такая расхлябанность — работы в аэропорту сейчас с гулькин нос осталось. В лучшем случае, два-три самолёта в сутки аэропорт наш обслуживает, зато статус международного во времена Перестройки долбанной руководство выцыганить успело. Единственное, чем аэропорт и славится.

Я как-то и не просёк сразу, когда болтовня эта пустопорожняя оборвалась и пошли чисто деловые разговоры. Лишь по Сашку понял, как он насторожился да верньеры там разные подкручивать начал и прислушиваться особо внимательно.

Слышу тут и я: спецрейс «борт-1126» разрешение на посадку запрашивает.

— Пора? — не выдерживаю я игры нашей в молчанку.

Сашок мне кулак молча под нос суёт — мол, заткнись, гад, — а сам глаза с рации не сводит и слушает так, будто сейчас оттуда важное правительственное сообщение прозвучит, его лично касающееся. Как там в совке, если на современность переиначить, звучало бы: «За рекордные «удои» на ниве рыночного рэкета звания Героя капиталистического труда удостаиваются следующие господа…» Однако я уж эфирную тарабарщину и не воспринимаю — до того мандраж бьёт.

Наконец лицо Сашка разглаживается, уверенное спокойствие на нём проявляется, усмехается он.

— Порядок! — говорит довольно и рацию выключает. — С нашей стороны на посадку заходит.

Вылезает из машины, берёт рацию и… с разбегу в болотце швыряет. Что «в десятку» в полынью «бандура» летит. И снова никаких брызг, лишь пузырьки со дна подо льдом белесыми медузами колышутся.

— Давай на исходную позицию! — командует Сашок, а сам за руль садится и зажигание включает.

Выбираюсь я из джипа и чувствую — что-то вокруг изменилось. То ли засиделся в салоне и холодно мне снаружи кажется, то ли на самом деле похолодало. И вроде как что-то с глазами — свет белый в них будто меркнуть начал. Не так, чтобы сразу — блымсь, и аут, — а вот словно тусклее вокруг стало.

Беру «стингер» — тяжёлая хреновина, оказывается! — взваливаю на плечо и делаю два шага к болотцу. Становлюсь на исходную позицию, Сашком указанную, поднимаю глаза в небо и тут понимаю, что это не в глазах у меня меркнет, а просто вечер наступает. Солнце тоже, видно, «разрешение на посадку запросило» и опускается теперь прямо на аэропорт. Вот, зараза, аккурат в глаза слепит — стрелять-то как?

А тут уж и гул самолёта приближающегося доносится. Зажмуриваюсь я на мгновение, головой мотаю, открываю глаза и вижу — выныривает из-за верхушек деревьев самолёт и прямо на солнце направляется.

— Стреляй! — приказывает сзади Сашок.

А я не вижу куда. Самолёт, алюминием сверкающий, на солнце красное наплывает, и вся эта картинка космическая в моих глазах в пятно слепящее сливается.

— Стреляй! — уже орёт Сашок.

И тогда я направляю «стингер» прямо на солнце и нажимаю на спуск.

Особого грохота не было — так, шипение с фырканьем. Зато дёрнуло меня здорово, еле на ногах устоял.

— Мать твою! — слышу сзади придушенный вскрик Сашка, но не оборачиваюсь. Может, и не туда пальнул, но в следующий раз пусть сам в такой обстановке пробует. Швыряю турель в болото и в машину сигаю.

— Жми! — теперь уже я командую, и только тут понимаю, что «мать твою!» не в адрес моей меткости прозвучало. Дыму в салоне, что в бане пару, а Сашок ресницами опалёнными слепо блымает, глаза трёт — выхлоп «стингера», оказывается, прямо сюда через открытую дверцу попал.

— Поехали! — ору я не своим голосом. — Дома прихорашиваться будешь!

И в это самое мгновение красное закатное солнце вспыхивает ослепительным шаром, а через пару секунд взрывная волна, с грохотом накатившись из лесу, захлопывает дверцы джипа. Раньше бы…

Из леска мы, конечно, на полных парах дунули, а уж на шоссе Сашок скорость сбрасывает и спокойненько так, как ни в чём не бывало, рулит. Не хватало только, чтобы нас ГИБДД за превышение скорости тормознуло. Шоссе хоть и пустынно, но менты за любым поворотом караулить могут, скорость измерять. Эти поганцы у родной матери последнюю копейку заберут и глазом не моргнут. А так — к скорости не придерёшься, да и в салоне чисто, никаких улик, разве что в багажнике «паучок» красноглазенький мигает. Но о нём разговор особый, почему и едем, все правила дорожные соблюдая. Правда, морда у Сашка пунцовая, волосы обожжённые в завитушках рыжих, а ресниц и бровей почти нет. Ведёт он машину, глазами моргает постоянно, что альбинос, и чертыхается во всю ивановскую. Но, что в нём уважаю, не в мой адрес, а себя на чём свет стоит честит. А куда денешься — сам виноват, поскольку место для стрельбы он выбирал, да и дверцу переднюю не я открытой оставил.