Люди – книги – люди. Мемуары букиниста - Татьяна Львовна Жданова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Грянула музыка, и начались проблемы. Представьте себе картину: почти прямо посередине ресторана сидят семь молодых дев, пьют вино, хохочут, и рядом ни одного мужчины, который бы их пас. А вокруг – куча подвыпивших мужиков, жаждущих знакомства. И пошло-поехало!
Прямо напротив нашего стола, на подиуме, находился кабинетик, отделённый от зала бамбуковыми занавесями. К нему вели три-четыре ступеньки. Так вот при первых звуках музыки бамбук раздвинулся и нашему взору предстал человек: так себе, средней паршивости мужичонка, абсолютно пьяный. Он начал сползать по ступенькам, отчаянно хватаясь одной рукой за колонну, а другой держась за бамбуковую плеть. Очевидно, целью его усилий была наша Тамара П., сидевшая совершенно неподвижно, сложив руки на коленях, с кукольно-набеленным личиком и огромными александритами в ушах. Она сидела, словно кролик, загипнотизированный удавом, ожидая, когда это чудище доберётся до неё, только глазки её лукаво постреливали то в одну сторону, то в другую. Мужичонка полз по ступеням с явным намерением пригласить её на танец. Когда он, наконец, одолел последнюю ступеньку и почти что приблизился к Тамариному стулу, музыка прекратилась, и бедолага повлёкся в обратный путь. В продолжение всего вечера мы наблюдали, как он упорно старался спуститься со ступенек и подойти к Тамаре вовремя, но ему это так и не удалось. Не успевал он преодолеть опасный спуск, как музыка кончалась, и он уползал обратно. Один раз он почти успел, но тут Тамару перехватил другой кавалер, капельку потрезвее.
Надо сказать, что Фире повезло гораздо больше. Её тут же абонировал тоже достаточно пьяненький, но всё же держащийся на собственных ногах мужчина средних лет с хохолком, чем-то похожий на Вицина. Он не только пригласил её танцевать, но и успел во время танца изложить ей некоторые факты своей биографии и даже сделать интересное предложение. Усевшись на своё место, Фира поделилась с нами своими впечатлениями в следующих словах:
– Смотри-ка, наклепал троих детей от двух жён, а туда же, трахаться приглашает.
И добавила ещё парочку непечатных выражений.
Тем не менее, когда он снова пригласил её танцевать, она не стала отказываться.
Татьяну Н-ву вскоре заприметил здоровенный чернявый болгарин из-за соседнего столика. Он приглашал её на каждый танец, причём Татьяна всякий раз возвращалась всё более сконфуженная. Всем известно, что болгары суть те же грузины.
Наталья С, Вера и я не танцевали. Не потому, что нас не приглашали, а из принципа. При этом мы с Натальей посмеивались над нашими барышнями, а Вера Александровна сверлила их сквозь очки укоризненным взором.
Грешным делом, наши радости в этот вечер были довольно убогими. Несравненные потрошки на мангале оказались далеко не таким деликатесом, как нам хотелось бы; их остатки быстро остыли и покрылись белым жиром. Поскольку мы сидели буквально на юру, постоянно откуда-то дуло. Окаянный оркестр играл так, что никого из нас не устраивал: для наших любительниц музыки он играл слишком тихо, а я так не могла дождаться, когда он закончит громыхать.
Но зато закончили мы свой вечер совсем по-ресторанному, пожалуй, только без битья зеркал. Видимо, отношения между нашей Татьяной и её болгарином здорово накалились, и она решила не продолжать знакомства (дома-то муж Коля) и отказалась танцевать со своим чернявым кавалером. Тогда оскорблённый болгарин вытащил из кармана толстый бумажник, битком набитый нашими зелёными пятидесятирублевками, и начал размахивать этим бумажником прямо перед Татьяниным носом, вопя на весь ресторан:
– Ну что, мало тебе этого? Говори, мало?!
К этому моменту нас за столом осталось пятеро из семерых: Рита с Фирой давно перекочевали за стол к каким-то солидным дядям и там всласть угощались халявной водкой.
Стало ясно, что дело пахнет скандалом. Мы выскочили из-за стола, сомкнули ряды, загородив Татьяну от разъярённого янычара, и поспешили в гардероб.
Там мы быстренько оделись, пока метрдотельша воевала с болгарином в дверях, и, выскочив из ресторана, бросились врассыпную, чтобы он не знал, за кем бежать. Так закончился наш большой праздник по поводу получения призового места в соцсоревновании.
Наутро мы все собрались в магазине и стали, конечно, делиться своими впечатлениями о вчерашнем. Все были в сборе, не хватало только нашей Фирюни, причём опаздывала она просто бесстыдно – уже на полчаса сверх своих обычных 15–20 минут. Я всю жизнь тоже опаздывала на работу и спасалась только тем, что в любом случае Фира влетала в магазин хоть на две минуты, но позже меня. Тогда мы пристали с расспросами к Рите: ведь она была последняя, кто видел Фиру.
– Не знаю я, – отвечала Маргарита. – Наверное, она всё-таки перебрала вчера малость. Понимаете, я-то всегда сначала прокладочку делаю, – и она характерным жестом широкой и пухлой руки показала, как она делает в желудке эту самую прокладочку. – У тех мужиков чёрная икра была, вот бутерброд с белым хлебом, с маслицем, и с икорочкой сделаю – и никакой хмель не возьмёт. Да и водку из рюмки я потихоньку отливала, когда они не видели. А Фирка-то хлоп рюмку, хлоп другую, и закусывает одной икрой без хлеба. Разве так делают? Вот как меня мать всегда учила: делай прокладочку, а потом…
– Ну, а домой-то она уехала?
– Да уехать-то уехала, я ей машину целый час ловила. Только вот куда уехала?
Было уже, наверно, часов 11, как вдруг внезапно широко распахнулась дверь магазина, так что завизжала пружина, и на пороге появилась долгожданная Фира. Дверь за её спиной с треском захлопнулась, едва не вытолкнув её обратно в тамбур. С минуту Фира стояла неподвижно, обводя нас и помещение диким взором и явно никого и ничего не узнавая. Потом она повернулась к нам спиной, подняла высоко руки, положила их ладонями на стенку и, цепляясь за неё эдаким образом, боком начала продвигаться в сторону кассы. Когда стенка кончилась, Фира быстро, так же спиной к нам, боковым шагом пересекла пустое пространство, обогнула кассу и почти бегом побежала в кухню. Там она, наконец, сбросила пальто, плюхнулась на стул, открыла рот и заговорила:
– ……! Чтоб я когда, старая дура, снова потащилась в этот … кабак! И так здоровья нет, а ещё эти …, в гробу я их