Эдгар Хантли, или Мемуары сомнамбулы - Чарльз Брокден Браун

Первая внятная мысль, пришедшая мне на ум, оповестила меня, что я слеп. Эта напасть поражает нас внезапно и без предупреждения. Как же безрадостно, что теперь ее жертвой стал я. Если бы мои глаза сохранили способность видеть, я бы непременно смог различить даже самый незначительный, незаметный, мгновенный и слабый проблеск света. Или просто я нахожусь в неком замкнутом пространстве, полностью изолированном от внешнего мира.

Мысль заработала в другом направлении. Я попытался восстановить, какие последние события запечатлелись в моей памяти, но прошлое так контрастировало с настоящим, что разум, расстроенный новыми впечатлениями, отказывался что-либо анализировать.

Поскольку зрение не помогало мне ориентироваться, я задействовал другие органы чувств. Воздух вокруг был застойный и холодный. Я лежал на чем-то шероховатом и жестком, не то чтобы голый, но и не одетый – ни ботинок, ни кальсон, лишь рубашка и штаны. Что же все это значит? Минимум одежды, зловещая, затхлая атмосфера, каменное ложе?

Я окончательно стряхнул с себя сон. Однако что же было, прежде чем я впал в состояние анабиоза? Где тогда находился? Во всяком случае, не здесь. Помню просторную, светлую комнату, невысокую кровать, но никак не эту грубую твердь в кромешной тьме. Помню, тогда я чувствовал себя превосходно, а теперь весь в ушибах, каждое движение вызывает сильную боль. Так куда я попал? В нору? В подземную тюрьму? По чьей воле я тут оказался?

С огромным трудом удалось мне подняться на ноги, Я шатался и дрожал, но, шаря руками в пустоте, начал потихоньку продвигаться вперед. На третьем шаге чуть не споткнулся о какой-то предмет, слегка сдвинув его в сторону. Наклонился, поднял и сразу узнал на ощупь индейский томагавк. Никаких ассоциаций, связанных с этой находкой в свете нынешнего моего положения, у меня не возникло.

Нерешительно и медленно я пошел дальше, выставив вперед руки, и вскоре коснулся пальцами стены, такой же твердой, как и пол. Пройдя несколько шагов вдоль стены, я уперся в угол. Потом еще и еще раз. Углы следовали один за другим через короткие промежутки. Я продолжал искать ключ к разгадке, пока не заподозрил, что нахожусь в каком-то большом помещении нестандартной конфигурации.

Впрочем, это предположение тоже появилось не сразу, и к нему примешивались немалые сомнения, поскольку кромешный мрак не позволял мне выбирать направление и соразмерять расстояния. Я немного отогрелся, в мышцах появилась упругость, но возвращение чувствительности сопровождалось болью. Страхи и мучения сломили меня, я отказался от бесплодных исканий и опустился на камень, прислонившись спиной к стене.

Какое-то время я прислушивался к своему состоянию, которое вкупе со всем остальным свидетельствовало, что ко мне подкрадывается безумие. По ощущениям это была реальность, но невероятность происходящего походила на сон. Ничто не перечило моим ложным представлениям, образы прошлого наплывали на меня, переплетались в причудливых узорах и обретали пестроту. Казалось, что некий загадочный тиран, по чьей злой воле я оказался в этой темнице, играет со мной, заставляя гадать, какую участь он мне уготовил – мучительную смерть от голода или бессрочное заточение до конца моих дней. Попытки понять, что представляет собой это страшное подземелье, тоже были тщетными: то ли стены непроницаемы для дневного света, то ли сейчас ночь, а значит, есть надежда, что какой-нибудь слабый лучик сможет пробиться сюда сквозь щели в стенах или потолке.

А что, если я погребен заживо? Вдруг я впал в столь глубокий анабиоз, что друзья сочли меня мертвым и предали земле – тогда спасения нет. И то, что в таком случае мое тело находилось бы в ограниченном пространстве гроба, и я должен был бы задохнуться, ни в коей мере не делало эту гипотезу менее достоверной для меня. Предположения, одно ужаснее другого, сковывали мой разум, препятствуя поиску путей к освобождению. Сознание было затуманено хаосом мыслей, метавшихся между болезненными ощущениями и лихорадочными грезами.

Нет другого способа определить течение времени, кроме как по длительности размышлений и переменам вокруг, Последнее в моем случае было исключено. Что касается размышлений, то за несколько часов заточения я передумал столько, что этого хватило бы на недели и месяцы, Ко всему прочему мой измученный организм подал новый сигнал, сосредоточившись на котором я получил еще один повод для усиления терзающих меня страхов. Голод, до сих пор неразличимый в беспорядочном нагромождении прочих ощущений, заявил о себе в полную силу. Если я вскоре не выберусь отсюда, меня ждут ужасные страдания в течение нескольких дней и избавление от мук в результате голодной смерти.

Взывая к разуму и чувствам, я направил все свои усилия на то, чтобы понять, каким образом здесь оказался и как можно спастись. Прислушавшись, попытался уловить хоть какой-нибудь звук. И мне удалось различить что-то наподобие легкого эхо, которое то приближалось, то удалялось, то замирало, то раздавалось довольно отчетливо. Однако это не навеяло никаких воспоминаний из прошлого. Пожалуй, подобный звук мог быть вызван ветром, проносящимся через просторные залы и продуваемые галереи. Но такое предположение опровергало все мои предыдущие умозаключения. Ведь, ощупав стены, я полагал, что замурован и выхода отсюда нет. Тогда, сделав глубокий вдох, я закричал – так громко, как только был способен в столь ослабленном состоянии. Искаженный и приглушенный звук моего голоса вернулся ко мне откуда-то сверху в виде эха. Крик вырвался у меня неосознанно, но теперь растерянность и неуверенность слегка потеснились, уступая место неожиданной догадке. Я упоминал, как продвигался по краю впадины в пещере, когда блуждал в горах, пытаясь найти Клитеро, и сейчас поймал себя на схожести ощущений. Чтобы определить размер темницы, я закричал снова, громче прежнего. Характер эха зависит как от расстояния, так и от специфических свойств отражающей поверхности. Эффект, произведенный моим криком тогда и теперь, был совершенно одинаковым. Та же самая пещера? Неужели я дошел до края пропасти и свалился вниз? Такие ушибы могли быть получены только при падении с высоты. Почему же я не помню, как попал сюда? У меня было желание на следующий день отправиться в горы, но в памяти не сохранилось никаких свидетельств того, что я его осуществил. Однако, как ни крути, выходит, что я все-таки наведался в пещеру, и кто-то сбросил меня на дно впадины либо, по досадной случайности, я сорвался сам.

Неровные каменные стены и пол моей темницы, точно такие же, как в пещере, подтверждали этот неутешительный вывод.

А значит, со мной случилось непоправимое несчастье, Забраться наверх без посторонней помощи невозможно, Местные жители обходят подобные места стороной. Друзья ни о чем не подозревают. Мне предстоит провести здесь свои последние дни, пока голод не погубит меня. Какое-то время я буду нестерпимо страдать, а потом придет конец.

Последствия голодания уже начали сказываться, и понимание безвыходности моего положения сводило меня с ума. Я должен был подчиниться приговору незримой немилосердной судьбы. Виновный в этой катастрофе и то, как ему удалось заманить меня сюда, низвергнув в пропасть, навсегда останется тайной. Но ведь чувства мои подавлены и могут быть обманчивыми, а на самом деле я просто сплю и мне снится ужасный сон либо мной овладело безумие, и смертельный голод в безнадежном заточении, как и сама эта каменная темница, – лишь плод моего больного воображения.