На рубеже веков. Очерки истории русской психологии конца XIX — начала ХХ века - Елена Александровна Будилова

толпу“» (с. 94). Более того, Шумков полагал, что изучение психофизических свойств людей, испытывающих чувство тревоги, открывает пути к научному познанию психологии масс.

В период между Русско-японской и Первой мировой войнами в Петербурге при Обществе ревнителей военных знаний действовал отдел военной психологии, которым руководили Г. Е. Шумков, В. Я. Анфимов, врачи-психиатры, ученики В. М. Бехтерева. Отдел составил и в 1909–1910 гг. разослал участникам Русско-японской войны анкету, которая содержала ряд вопросов об их душевном состоянии во время сражений.

В обращении к тем лицам, кому посылалась анкета, а это был офицерский состав, писалось: «Русско-японская война еще раз с очевидностью показала, что для успеха на войне и для понимания бойца как личности необходимо детальное знакомство с психологией бойца. Собранный воедино и разработанный лицами, посвятившими себя изучению психики бойца, ценный опыт участников войны даст возможность проложить правильные пути к той темной и неизученной области, которую называют психологией боя. Раз только возникнет психология боя, то явится возможность рационально изменить некоторые условия быта, воспитания и обучения войск» (Дружинин, 1910, с. 2). Вопросы анкеты касались психического состояния участников боя: что чувствовал сам заполняющий анкету и что заметил он у других в то же время. Обращалось внимание на то, как и чем был вызван стихийный порыв вперед, а если была паника во время боя, то выяснялись причины ее возникновения и меры прекращения. Среди перечня различных чувств указывалось чувство взаимной выручки. В отношении к самому себе требовалось дать отчет о своих мыслях, настроении, чувствах, влиянии примера других, сознательности действий, влияния слухов. Выяснялось взаимоотношение людей — взаимная выручка, самопожертвование, споры, ссоры. Составители анкеты хотели также знать разницу в поведении при одинаковой обстановке в начале, в середине и в конце войны.

У нас нет данных о том, сколько пришло ответов на анкету и каковы они были. Возможно, специальный поиск в архивах обнаружит материалы, поступившие по анкете в Общество ревнителей военных знаний. В военно-психологической литературе мы не нашли публикаций результатов исследования. Единственной в своем роде является книга К. Дружинина, представляющая пространный ответ на предложенные анкетой вопросы (там же). Книга эта типична для досоветской военной психологии — ее писал кадровый военный, полковник, участник Русско-японской войны, занимавший кафедру разведывательной деятельности в Академии генерального штаба. Специальной психологической подготовки он не имел и делился своими соображениями на основе практики военного дела. Много места у него заняли размышления о причинах неудач русских войск в минувшей войне (несчастной, по определению автора), резкая критика руководства русской армии. Автор пользуется возможностью сказать о недостатках всей системы военного дела царской России начала века. Он разбирает кровавые уроки прошедшей войны и обличает высшее командование, беспощадно обличает руководителей военных операций, говорит о безобразном общем руководстве боем, о том, что игнорировалось всякое управление — войска сознавали, что дело шло бестолково и плохо. В этом контексте специальных вопросов военного дела и разбирались психологические наблюдения, в которых оказывались теснейшим образом связанными личность бойца, его поведение в бою и психология воинской массы, больших и малых воинских подразделений.

Подробнейшие ответы, которые давались в указанной книге на вопросы анкеты, содержали главным образом обобщение офицером его военного опыта, боевой деятельности на ряде участков фронта. Он давал психологическую характеристику боевой деятельности масс в разных условиях.

Дружинин писал о роли настроения масс в успешном наступлении и значении в подъеме настроения успехов предшествующих дней. Прошлые поражения рождают угнетенное настроение, доходящее до отказа от боя. Господствующее настроение связано также с удачами или неудачами на соседних участках, с психологическим состоянием, вызванным оборонительным боем, отступлением.

В своем стремлении возможно полнее рассказать о психологии участников боя автор поднимает дополнительные вопросы о действиях бойца в больших и малых группах и в одиночку. Он пишет о психическом состоянии разведчика, выясняя, как и в чем проявляется разница действий в массе и действий в одиночку, каковы тут психологические особенности. «Разведывательная служба требует от ее исполнителей проявления наивысшей военной доблести и особенной сознательной честности в отношении исполнения своего долга» (там же, с. 32). Причина в том, что в бою в массе бойцов успокаивающим и поддерживающим психику фактором является близость товарищей (их поддержка, взаимная выручка). Потеря связи со своей частью при дальней разведке требует стойкости. Только специальное воспитание и образование облегчает разведывательную деятельность, действия в одиночку или малыми группами.

Трудность разведки, помимо ее задач, которые рождают психологическое состояние тревоги в силу неопределенности условий выполнения этих задач, состоит в том, что резко изменяется сама деятельность: взамен совместного коллективного боевого действия большими группами и подчинения общему командованию — самостоятельные одиночные действия и сознание этого одиночества.

Противопоставление боевой деятельности больших подразделений и одиночек или малых групп выявляет психологические особенности массовой деятельности, позволяющие обретать в совместном бою мощь и стремление к победе.

Дружинин делится своими мыслями об изменении отношений воинских масс и полководцев по мере развития способов связи. Инициатива решительных ударов переходит к командирам сравнительно небольших войсковых групп. В будущих сражениях, по его мнению, решительный момент не будет достигаться по мановению полководца, а явится результатом общих усилий и постепенной победы в разных пунктах поля сражения.

Специальному исследованию подверглась паника. П. И. Изместьев после неудач Русско-японской войны, когда явления паники в русской армии под Ляояном и Мукденом нельзя было уже замалчивать, дал сводку фактов паники на войне за 100 лет, чтобы показать некую закономерность явлений паники на войне.

«Паника — дело инстинкта самосохранения», — писал Изместьев (Изместьев, 1911, с. 25). Развивается она под влиянием подражания, которое на войне действует с непреодолимой силой. «Паника всегда была, есть и будет», — утверждал он, сводя панику к биологическому инстинкту страха (с. 26–28). Изместьев стремился оправдать начальников, на которых падала ответственность за панику. Психология тут выполняла роль, нередко ей поручаемую, — заслонить общественно-историческую детерминацию явлений естественнонаучной.

А. С. Резанов считал, что панике подвержены «всякого рода коллективности»: армия, толпа, скоп (т. е. толпа, не имеющая вожака) и, наконец, животные. «Паника есть психологическая зараза, эпидемия страха, охватившая массу индивидов и принявшая наиболее сильное выражение, так как в коллективностях все элементы выражаются значительно интенсивнее, чем в отдельных лицах» (Резанов, 1910б, с. 158). Предупреждение паники производится посредством внушения собственной силы, слабости противника и безопасности положения отряда. Ранее говорилось о том, какая важная роль в управлении армией отводилась внушению.

Психологический анализ роли фортификаций в бою, данный Полянским (Полянский, 1910), привел к неожиданным выводам. Речь идет о влиянии закрытий и преград на психику бойца в боевой деятельности. Как и в других работах по военной психологии, главным предметом исследования в данном труде явились особенности