Возле Чистых прудов - Сергей Владимирович Киреев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но залили каток, — вот и музыка, смех, и летящие в небо снежки.
Нам шесть лет на двоих. Я, как ветер, несусь за красавицей Иркой вдогонку,
И трезвонит трамвай, и врезаются в лед двухполозные наши коньки!
Помню елку в огнях. Ах, как ярок их свет, ах, как вьюга меня завертела!
Я лечу кувырком. Я встаю, чуть живой, я от боли оглох, онемел.
Ирка дует на раны мне: дурень, балбес, знают все, что ты сильный и смелый,
Что ты ловок и быстр, но мне надо, пойми, чтобы ты невредим был и цел!
Я для Ирки конфету под елку кладу. Вот и все. Завтра мы переедем
В те края, где ни Ирки, ни Чистых прудов, ни звенящего синего льда.
Меня за руку тянут: прощайся! пора! И закат над бульварами бледен,
И, снежинку слизнув, Ирка в голос ревет: «Он уходит от нас навсегда!»
Я ушел навсегда. Я живу много лет, от ударов и ран сатанея!
Ветер воет, как волк, над родной стороной, злы, как звери, мои земляки.
Ирка, где ты, ау! Как тебе среди них? Вот по свежему снегу во сне я
Вслед бегу за тобой. Ирка, помнишь ли ты двухполозные наши коньки?
Москва, Покровские ворота, 1959, С. Киреев с друзьями
«Время вяжет узлы, вьет веревки из нас…»
Время вяжет узлы, вьет веревки из нас.
Друг, смотри, мы идем нашей старой тропой.
Дождь, как сослепу, спьяну пускается в пляс,
Бьет чечетку за наш упокой.
Первый шаг, первый шрам, первый шепот листвы
Мы с собой унесли. Что теперь, что вокруг?
Лишь кривые канавы да черные рвы,
Да сержантских копыт перестук.
Мы петляем вокруг, мы не можем найти
Путь к родному двору, тут и там — пыль и прах.
Старый дом, старый сад — в тупике, взаперти,
Подворотни, и те — на замках.
Сад стреножен дождем и повязан стократ,
Переулок стеной перекрыт поперек.
На запястьях бульваров — оковы оград,
На сто верст — ни путей, ни дорог.
Тупики, тупики, и попробуй поди
До родных пепелищ дотянуться рукой.
Вот и петлями стали кривые пути.
Вот и близок он, наш упокой.
Влево, вправо шагнешь — ткнешься носом в забор.
Мы вдоль пруда пролезли по лезвию льда,
И последний трамвай нас не принял на борт.
Прогремел, как дурак, в никуда…
«Город мраком холодным объят…»
Город мраком холодным объят
И по горло листвой занесен.
Осень. Время потерь и утрат.
У Сереги молчит телефон.
Дом под дождем перекошен.
Где ты, Серега? Постой!
С кем и куда ты несешь свою ношу,
Кто тебе свой, кто чужой?
«Эй, товарищ, очнись!» — я шепчу.
Мне в ответ на ветру старый клен
Голой веткой стучит по плечу.
У Сереги молчит телефон.
Лютая, жгучая, злая,
Жизнь, как тугая тесьма,
Горло Сереге сжимает.
Новая служба и дружба, я знаю,
Сводят Серегу с ума!
На фонарь, как на пламя свечи,
Я в тумане бреду, как сквозь сон.
Я кружу и петляю в ночи.
У Сереги молчит телефон.
Эх, выпадает дорога
Лучшим из наших ребят —
Муть, глухомань, безнадега!
Эй, отзовись, мы приедем, Серега,
Здесь мы, и ну его к черту, ей-богу,
Время потерь и утрат!
…Свист протяжный в потемках все злей.
Это ветер под крики ворон
Обрывает листву с тополей.
У Сереги молчит телефон…
«Дни бегут разухабистой рысью…»
Дни бегут разухабистой рысью.
Снова осень. Октябрь на излете.
Ветер тронул рябину, и листья
Закружились в безумном фокстроте.
Вот мой двор — возле парка, налево, —
Я с ребятами здесь куролесил, —
Олька, Славка, Серега, ну где вы?
Я без вас глух и нем, и невесел.
Наша Олька, от слез неживая,
В синий сумрак, холодный и хрупкий,
В стужу, в ночь на последнем трамвае
Унеслась, как под парусом в шлюпке.
Я сто лет здесь кружу тихой тенью,
Я своих у причала встречаю,
Как же зол этот ветер осенний!
Как же я по вам, братцы, скучаю!
Дядя Вася, веселый сосед мой,
Коньяку мне в беседке подносит,
В тишине, в полумгле предрассветной
Режет яблоко, речь произносит,
Что от спячки страна отряхнется,
Оживет и пойдет на поправку,
И красавица Олька вернется,
И приедут Серега и Славка!
Я брожу по пустым переулкам,
У площадки курю волейбольной.
Нет ребят, и разносится гулко
Над Покровкою звон колокольный.
Ветер ветви кленовые клонит
И антенны, как мачты, качает,
И трамвай ошалелый трезвонит!
Как же я по вам, братцы, скучаю!
С. Киреев (первый справа), Москва, 1962
«Да видал я вас всех, вашу сборную класса…»
«Да видал я вас всех, вашу сборную класса,
Нас опять разгромили, и счет по игре», —
Капитан, бомбардир, гений скрытого паса,
Генка шайбу гоняет один во дворе.
Он коронным финтом столб фонарный обводит,
Он обижен на всех, кто ему не чета,
Он и горд, и велик, и силен, и свободен.
Ни чужих перед ним, ни