Алмазный город - Лариса Шкатула

На привычном месте ребенок сразу разбросал ручонки, крокодил выпал, оставшись лежать у Павлика под мышкой, отчего тоже казался уснувшим.

Какое будущее ждёт этого белокурого кудрявого мальчика? Белокурый в батю – по крайней мере, Дмитрий уверял, что в детстве его волосы были такими же светлыми, он когда-то видел у матери сохранённый его локон. Кудрявый – в мать… От неё сейчас всё зависит. Катерина вздрогнула: никаких решений она принимать не будет! Пусть всё идет своим чередом. Налаженная жизнь, интересная работа – только ненормальная может это бросить и уехать к мужчине, с которым провела несколько ночей!

– Как хорошо дома! – проговорила она, вернувшись на кухню: стол был почти полностью накрыт, а от раскрасневшейся, непривычно моложавой Евдокии Петровны веяло теплом и уютом.

– В хорошем доме – всякому хорошо, – проговорил Первенцев, откровенно любуясь домработницей. – А что Дмитрий, говорил, когда вернётся? Он, почитай, всю неделю как каторжный до глубокой ночи работал. Сказывают, большой заговор белогвардейский раскрыли – автомобилей не хватает со всей Москвы их свозить!

Катерина рассеянно кивнула. Она никогда особенно не любила Руфину Марковну, но интерес отца к Евдокии Петровне почему-то её покоробил. "У жены ещё ноги не остыли! – неприязненно подумала она и тут же ужаснулась собственным мыслям: – Господи, Катя, какой стервой ты стала!"

Она ещё посидела с ними, поклевала приготовленный обед и пожаловалась:

– Что-то есть совсем не хочется. Может, пойду посплю? В поезде не смогла заснуть…

– Конечно, Катерина Остаповна, конечно, – засуетилась Евдокия Петровна. – То-то я смотрю, не едите ничего. Думаю, не заболели бы! А и в голову не стукнуло, что с дороги устали…

Но сон не шёл к ней ни после обеда, ни после ванны. В ушах стоял шум, будто она всё ещё лежала на вагонной полке и слышала стук колес, гудки паровоза, чьи-то разговоры: все, что сливалось для неё в монотонный тревожный гул.

Всё, с нею происшедшее, Катерина относила на счет своей излишней чувствительности. Дмитрий, разбудив в ней женщину страстную, не подумал, что со временем её смогут волновать и другие мужчины. Он считал, что так глубоко ощущать близость она сможет только с ним, и потому ни о ком другом просто не станет думать.

Он знал женщин. Вернее, думал, что знает. Катерину он настраивал на интимные отношения так, как хороший часовщик настраивает часы со сложным механизмом: ловил каждое движение, каждый вздох, безошибочно определяя высшую степень её возбуждения. Это было высокое ремесло, но вся беда в том, что Катя была живой женщиной. Чересчур живой даже для его умения. Она хотела мечтать, фантазировать, летать, а он упорно заводил её ключом…

Иное дело Астахов. В любви он был скорее поэтом, и там, где ему не хватало умения, в игру вступала Катерина. Так, вдвоем, они и сливались в одном желании, в одном порыве. Это было для них чудом…

Николай Николаевич первым понял, что нашёл свою единственную женщину, потому и стал её торопить, откровенно пугая жестокостью своих планов. Что ни говори, а Дмитрий всегда был хорошим мужем и отцом, и поступить с ним так, как советовал Николай, она считала подлостью. В самом деле, найти Ольгу, а потом с нею и её дочкой, естественно, взяв с собою Павлика, под благовидный предлогом – это он брал на себя – выехать в Швейцарию и там остаться…

– Думай о плохом! – советовал он ей. – Вспоминай все обиды и неприятности, что терпела от него, тогда легче будет решиться на что-нибудь подобное.

Подобное… Значит, уподобляться? Да, Дмитрий в прошлом разбойник. Душегуб… Но однажды в жизни и ей пришлось убивать. Правда, она спасала жизнь своих товарищей, но результат-то был тот же – загубленные жизни. Она – убийца, вот и живёт с убийцей…

Катя долго бы ещё терзала себя подобными мыслями, но услышала, что Павлик проснулся и хнычет под её дверью, потому что Евдокия Петровна не пускает его, а уговаривает вполголоса:

– Мамочка устала с дороги. Она отдыхает.

Пришлось Катерине прервать свое самокопание.

Дмитрий пришел поздно. Пашка с дедом уже спали, но Катерине хотелось дождаться мужа – изменилось ли что-нибудь между ними, или для него неделя и не разлука? Она не задумывалась о том, как прежде всего изменилась сама… Лишь только в замке шевельнулся ключ, Катерина выскочила в прихожую.

– Митя, как ты поздно, – она было прильнула к нему, но отпрянула, заметив неестественно мрачное выражение его лица. – У тебя неприятности?

– Как ты говорила: беда, коль пироги начнет печи сапожник?

– Это не я, это – Крылов, – рассеянно поправила Катерина.

– Всё равно, я попал как кур в ощип, и теперь одному Богу известно, как оттуда выбираться? Не слишком ли велика цена… – буркнул он непонятно и пошёл на кухню одетый, сняв только сапоги.

Тяжело плюхнувшись на табурет, он попросил:

– Дай чего-нибудь попить, всё в горле пересохло!

Катерина налила ему кружку молока и предложила:

– А ты не хочешь снять шинель?

– Ах, да, – спохватился он и безропотно дал себя раздеть.

Она унесла шинель в прихожую, а когда вернулась, Дмитрий сидел, задумавшись, в той же позе и держал в руке полную кружку.

– Выпей, – Катерина слегка подтолкнула его руку и, не дожидаясь, пока он допьёт, прошла в ванную и включила воду. – Пойдём, ты разденешься, смоешь с себя всю грязь. Я помогу.

Она затянула его в ванную, сама раздела и стала мыть, как Пашку, чего прежде никогда не делала, попутно отмечая, как похудел он в последнее время… Вначале Дмитрий принимал её мытье безропотно, а потом его лицо стало разглаживаться, как если бы струи воды смывали тяжесть с его души.

По новому халату он лишь скользнул одобрительным взглядом.

– Спасибо, дорогая, угодила!

И тут же его взгляд потух. Видно, он старался забыть о чём-то, глубоко его поразившем, но мог сделать это только на мгновение.

– Нет-нет, ужинать я не буду, – он остановил Катерину, устремившуюся на кухню и не столько проговорил, сколько простонал: – Господи, как я устал!

Он залез под одеяло.

Катерина осторожно прилегла рядом, стараясь не прикасаться к нему: обычно на её касание он реагировал одинаково, но сейчас время было явно неподходящим. Однако Дмитрий сам притянул жену к себе и положил её голову себе на плечо.

– Хорошо, что вы с Пашкой у меня есть!

– Случилось что-нибудь страшное? – осторожно спросила Катерина.

Неужели совсем недавно она думала о другом мужчине, строила какие-то планы будущей жизни с ним? Теперь, видя своего мужа потерянным и опустошённым, она в момент забыла о себе. Таким Дмитрий был ей незнаком, но ближе его, казалось, никого на свете не было!

– Не то, чтобы страшное, – ответил он на её вопрос, – но для меня – как гром среди ясного неба! Орган народной власти, который по мысли своего основателя должен был иметь холодную голову, горячее сердце и чистые руки, превратился в свою противоположность. Голова у него горячая, там постоянно кипит – возмущенный разум, что ли? Это всё при том, что сердце у него явно холодное – человеческая жизнь стала дешевле спички, как будто цель поставили: не виновных наказать, а наказать побольше, чтоб боялись! Мол, лес рубят – щепки летят. Но разве бывает щепок больше, чем самого дерева?! Какие уж там чистые руки! Такими путями добиваются признаний… не к ночи рассказывать! Катя, ты знаешь, я не ангел! Меня, каюсь, называли волком. Возможно, я и есть волк. Но не упырь!