Волчья Луна - Йен Макдональд

В офисе «Маккензи Гелиум» в Жуан-ди-Деусе пахнет свеженапечатанной мебелью и напольным покрытием. Малочисленный персонал, похоже, должен был выглядеть компетентно, но еще не полностью освоился на месте. Есть свежие цветы – деталь, которой Брайс восхищается, втянув воздух носом. Никакого аромата. Асамоа разводят цветы для услады глаз, а не носа.

Брайс размещает свое массивное тело за столом. Тот создан с учетом его габаритов. Он не сомневается, что стол отправят в депринтер в тот же миг, как его вагон отойдет от станции Жуан-ди-Деус. Он изучает стол, стены, удобные и стильные стулья, выстроившиеся перед столом. Персоналу требуется минутка, чтобы осознать свою ошибку. Чей-то младший помощник бежит на кухню. Принтер скулит, вода с грохотом закипает – скоро будет обязательный чай.

– Я раздражен, – заявляет Брайс Маккензи, выражая недовольство. Кресло скрипит под его перекатывающимся весом. Его ноги от бессознательного раздражения болтаются. Все замечают, какие у него маленькие ступни. Изысканные ноги Брайса стали легендой Маккензи. – Мальчик! Меня оскорбляет сама мысль о том, что я не могу удержать родных под своей защитой и охраной.

– Он под защитой меридианской стаи, – говорит Дембо Амаечи.

– Меридианская стая! – рычит Брайс. Спины напрягаются, из кухни доносится звон разбитого стекла. – Гребаные детишки с их гребаными играми. Принеси мне мою собственность, Дембо.

– Я это устрою, мистер Маккензи, – говорит Дембо Амаечи.

– Побыстрее разберись с этим. Ариэль Корта вернулась. Дайте ей достаточно времени, и она проедется на гелиевом экстракторе прямо по моему контракту на усыновление.

Роуэн Солвейг-Маккензи и Альфонсо Перес-Трехо обмениваются взглядами. Это для них новость, плохая новость. Это провал корпоративной разведки.

– Мистер Маккензи, я бы мог нанять убийц… – осторожно предлагает Дембо Амаечи.

– Ты не тронешь ни единого волоса на ее лобке. Половина Меридиана видела, как она распивает коктейли с Орлом Луны. Он заключил с ней контракт.

– Орлу понадобился третьесортный адвокат по бракоразводным процессам? – удивляется Роуэн.

– Большие люди не обязательно дураки, – говорит Брайс, и все в комнате слышат сталь в его голосе.

– Мистер Маккензи? – Стоящий в дверях стажер держит в руках поднос с чайными стаканами и прикидывает, как бы с изяществом и осторожностью пройти между людьми, набившимися в комнату. Брайс машет ему, чтобы вошел.

– Добудьте мне Робсона Маккензи, – приказывает Брайс. – Если вы боитесь злого и страшного лунного волка, подождите, пока стая не рассеется.

Дембо Амаечи прячет вспышку гнева в глазах за коротким, послушным поклоном.

– Я лично за это отвечаю.

– Хорошо. Можно обойтись без лишней вежливости. – Брайс поднимает свеженапечатанный чайный стакан к своим полным, поджатым губам. Делает глоток, кривится. – Никакого вкуса. Ну никакого, твою мать. И слишком горячий. – Он ставит стакан на белый стол. Его спутники опускают свои нетронутые стаканы на поднос. Стажер весь серый от страха. – Думаю, все в этом нужнике, кто хотел меня увидеть, увидели? Тогда поехали обратно в Царицу.

Вагнер Корта всегда считал золото дешевым. Его цвет безвкусен, его блеск лжив, его тяжесть – фикция, которая приравнивает вес к стоимости. В небе висит целая планета, загипнотизированная ложью золота. Кульминация богатства, душа жадности, окончательная мера ценности.

Луна погрязла в золоте. Гелиевые экстракторы «Корта Элиу» выбрасывали каждый год тонны золота в выхлопных шлейфах. Золото не стоило даже затрат на просеивание. Адриана Корта не владела золотом, не носила драгоценности. Ее обручальное кольцо было стальным, выкованным из лунного железа. Стальное кольцо на Железной руке.

Церковь Богоматери Константиновской – золотая утроба. Золотая низкая дверь, и каждый должен нагнуться, чтобы войти туда, где располагается святая икона; в этой маленькой часовне золотые стены и купол, золотые перила, лампы и кадила, рама самого образа тоже золотая. Фон иконы – фольга из лунного золота. Золотой покров над Девой Марией и дитем открывает лишь их лица и руки. Золотой священный венец. Кожа матери темная, глаза опущены, она не смотрит на надоедливого, обременительного ребенка в своих руках. Вагнер никогда не видел таких печальных глаз. Ребенок выглядит монстром, он слишком старый, маленький старичок; он жадно тянется рукой через горло матери, прижимается лицом к ее щеке. Коричневые тона и золото. Легенда гласит, что Константин Воронцов нарисовал эту икону на орбите, дерево и краски ему привезли несколькими запусками из Казахстана вместе с материалами для постройки первого циклера. Он закончил ее на Луне, взяв для фона золотую пыль из Моря Спокойствия.

Церковь Богорождения – отличное место, чтобы встретиться с Денни Маккензи.

И вот он, золотой мальчик, ныряет под низкую притолоку, щурится, пока глаза привыкают к биолюминесценции. Вагнер испытывает разочарование при виде черного костюма от Хельмута Ланга. Денни Маккензи ухмыляется, разглядывая декор. Блестят золотые зубы.

– Сделано со вкусом.

В церкви Богоматери Константиновской достаточно места для двух мужчин без сопровождающих.

– Так где же ты спрятал своих волков, Вагнер Корта?

– Там же, где ты прячешь свои лезвия.

– Я так не думаю. – Денни Маккензи открывает пиджак, чтобы продемонстрировать ножи в чехлах. Рукоятки ножей золотые.

– Я тоже так не думаю, – говорит Вагнер.

– Конечно, нет. Думаешь, я пришел бы сюда без телохранителя? Ты их не увидишь, Вагнер.

Меридиан является свободной и спорной территорией в гражданской войне Маккензи. Фракции устраивают стычки, выхватывают ножи, затевают драки на проспектах, заббалины смывают кровь с улиц. Денни Маккензи застегивает пиджак. Он наклоняется, чтобы взглянуть на икону.

– Миленькая.

– Теория в том, что образ существовал всегда. Художник просто его разыскал, – говорит Вагнер. – Видишь ту заплату, где износилась позолота? Это сделали губы. Тысячи губ. Может быть, миллионы губ. Икону целуют, чтобы передать богоматери свою любовь.

– Воронцовы верят в какое-то странное дерьмо. Три просьбы, Вагнер Корта. Ты израсходовал одну из них, позвав меня сюда.

– Сделай так, чтобы он был в безопасности.

– Мальчик?

– Разве я могу просить за кого-то еще? Береги его от Брайса. На протяжении темного времени. Пока стая распадается. Пока меня нет. Следи за ним.

– Это я могу сделать, Вагнер Корта, – говорит Денни Маккензи. – Даю тебе слово. Это две просьбы. Осталась одна.

– Нет, – говорит Вагнер. – Еще нет. Я узнаю, когда она мне понадобится.

– Да будет так. Мы закончили, Вагнер Корта?

– Закончили.

Вагнер остается в крошечной часовне. Икона Божией Матери Константиновской расположена низко, чтобы поставить на колени всех, кто будет чтить ее или восхищаться ею, глядеть в растерянности или просто искать утешения.