Царство свободного ребенка - Елизавета Водовозова

В Нормандии есть местности, в которых число кормилиц так велико, что они еженедельно отправляются в нескольких повозках для того, чтобы брать или возвращать грудных детей. Повозки, служащие для переезда кормилиц, имеют совершенно особую форму, приспособленную к их назначению. Это длинные кареты с лавками; свет и воздух проходят в них через отверстие, сделанное в верхней части. Кормилицы садятся на длинные лавки по стенам кареты, а к потолку над проходом, оставленным в середине, ремнями привешены дощечки, куда они и кладут детей. Эти колыбели или, проще сказать, дощечки, необходимы, так как женщина, выехавшая из своей деревни в Париж нарочно для того, чтобы добыть ребенка, обыкновенно добывает их несколько и для своих родственниц. Понятно, что кормилица не может всех детей держать на руках и должна класть их на дощечки. Иногда эти путешествия совершаются во время зимней стужи, и женщина, не имеющая никакого понятия об уходе за детьми, распеленывает теплого, согревшегося малютку донага, чтобы переменить белье. Повозка останавливается, кормилицы выходят одна за другой, чтобы перекусить, начинается страшный сквозняк, и раздетого малютку охватывает и пронизывает до костей струя холодного воздуха.

Воспитательный дом, принимающий брошенных детей, одевает их и отправляет в деревни, поручая их тем же кормилицам с платой по 9 франков за первые месяцы; после этого плата начинает постепенно уменьшаться до 7-летнего возраста; с 7 до 12 лет на малютку выдают в год 48 франков. В 12 лет детей отдают куда-нибудь в ученье. Дети воспитательного дома пользуются от кормилиц еще гораздо худшим уходом; доход с них меньше, чем с частных лиц, которые беспрестанно делают кормилицам подарки и платят им гораздо более высокую цену за детей, чем это может сделать воспитательный дом.

По своему характеру нормандец трудолюбив, предприимчив, энергичен; он отлично владеет собой, сдержан, осторожен в своих суждениях и крайне рассудителен. Он с презрением относится к легкомысленной болтовне парижанина, хотя и сам не прочь поболтать в кофейне о происшествиях в своем околотке. Нормандец холодный, расчетливый и самый положительный из всех французов. Он так боится потерять какой-нибудь пустяк из своей собственности, что всегда готов подать жалобу в суд. Для этого ему представляется немало случаев, так как у него много столкновений с самым разнообразным людом: с торговцем скота, которому он перепродает откормленных быков, с купцом, покупающим у него хлеб, сидр, масло, овец и шерсть, с покупщиком лошадей, с фабрикантом, для которого его жена и дочери плетут кружева, а он сам ткет материи. Вечно волнуясь, как бы сбыть свое добро подороже, вечно заботясь об увеличении своих доходов, нормандец сделался недоверчивым и в высшей степени жадным к прибыли. Это однако не мешает пьянству сильно распространяться между ними, как и между всеми французами.

Нормандки отличаются необыкновенной деятельностью, живостью, гордым, независимым характером и большим природным умом. Муж мало входит в домашнюю жизнь, но не прочь показать, что он всему делу голова, что все дело держится только им одним. Нормандка терпеть не может дрязг из-за мелочей; она не требует от мужа признания ее прав на словах, оказывает даже все знаки наружного к нему уважения, восклицая при его появлении: «а вот наш хозяин», но всеми делами ворочает сама и, делая мужу уступки в мелочах, в важных делах всегда поставит на своем. Самый колкий упрек, который делает здесь одна соседка другой, выражается в словах: «вами, кажется, моя милая, совсем помыкает ваш муж», или: «я никогда не позволю командовать над собой мужчине, как это может случиться с другими». Женщина здесь занимается детьми, смотрит за хозяйством, раздает дело батракам, хотя при этом хозяйка, чтобы не уронить авторитет мужа, показывает вид, что все это исходит от него.

Несмотря на свою скаредность, сухость и расчетливость, что заставляет нормандцев желать им лишь одного ребенка (два уже много), они оказываются нежными родителями. Любовь и нежность отцов и матерей к своим детям особенно усилились в последнее время. Теперь детей балуют здесь несравненно больше, чем прежде, дарят им игрушки, пичкают сластями. Но, так как это люди нравственно неразвитые, сухие, эгоистичные и до скаредности расчетливые, то эти характерные черты кладут свою печать и на воспитание: заболеет ребенок – к нему редко позовут доктора, а если корова или лошадь потеряет аппетит, немедленно бегут к ветеринару и платят ему за визит большие деньги. Та же расчетливость проглядывает и в отношении детей к родителям. Если престарелые родители не имеют своих собственных средств и не могут более работать, дети смотрят на них как на лишние рты, как на людей, заедающих чужой век, и очень часто обходятся с ними возмутительно грубо…

…Несмотря на близость к Парижу, нормандские женщины еще далеко не утратили своего национального костюма, но его довольно трудно описать: что ни деревня, то другой наряд. Но из какой бы местности ни была нормандка, ее наряд выделится перед всеми. Прежде всего в их костюме замечательные головные уборы, в различных местностях самой разнообразной формы, всегда высокие, часто напоминающие огромную бабочку с распростертыми крыльями, или какую-то странную птицу, махающую крыльями. Большей частью нормандский головной убор состоит из трех частей: основания, поля и громадных лопастей. Он прикрепляется к волосам или завязывается лентами у подбородка; во многих местах он убран цветами, лентами и кружевами. В большинстве случаев он состоит из кисеи или другой материи и в некоторых местностях оканчивается кверху выгнутым рогом; к нему пристегнуты лопасти в мелких складочках, которые падают до талии. Остальной костюм – корсаж, передник, шелковая или шерстяная мантилья, представляющая не что иное, как длинный кусок материи, обшитый оборками. Часто на груди висит цепочка и крест на ленточке; на руках надеты длинные перчатки и в руках большой цветной зонтик. Какого бы покроя ни было платье, юбка настолько коротка, что видны башмаки и чулки разноцветные или со стрелками. Нормандки довольно красивы, имеют свежий, здоровый вид и прекрасный цвет лица.

Мужской нормандский костюм чрезвычайно прост; чаще всего вы встречаете людей, одетых в блузу из синего или серого полотна. Эта блуза одета прямо на рубашку; из-под нее видны широкие штаны; другие ходят в штанах и жилете, накидывая сверху сюртук из синего или серого полотна с пуговицами и карманами. На голове колпак, суживающийся кверху и конец которого обыкновенно свешивается на одну сторону. Нередко этот колпак заменяется фуражкой.

Трудно себе представить, до чего страстно любит крестьянин свою землю. Главная или, точнее сказать, единственная мечта его жизни – увеличить свой земельный участок. Он надрывается над работой, отказывает себе в самом необходимом, заставляет впроголодь жить всю семью и такою скаредностью нередко губит детей, и все это делается с единственною целью – отправить как можно больше произведений своего хозяйства на продажу, а затем откладывать франк за франком и на эти деньги купить себе новую полосу земли. Если это удается, крестьянин выбивается из сил сделать то же самое во второй, в третий раз и так до бесконечности. Действительно, он постепенно увеличивает свой надел, но ведет со своей семьей жизнь, полную невообразимого труда и жестоких лишений. Стремление во что бы то ни стало увеличить свой участок развивает в крестьянине непобедимую страсть к наживе, и в преследовании этой цели он постепенно теряет родственные привязанности и добрые чувства; в конце концов из него вырабатывается сухой эгоист, расчетливый до скаредности. Писатели различных национальностей, которым приходилось жить во французской деревне и изучать быт крестьян, описывают их в весьма непривлекательном виде. Конечно, нужно помнить, что все эти антипатичные стороны характера крестьян, сложившиеся уже издавна, развились в них потому, что крестьянам с юных лет и уже много веков подряд приходится вести тяжелую борьбу за свое существование: чтобы пробиваться с семьей на маленьком земельном наделе, издавна приходилось всем членам семьи работать, не покладая рук, вечно придерживаясь строгой экономии. Чуть крестьянин дозволял себе или домашним в продолжение месяца-другого что-нибудь лишнее, и у него уже ничего не оставалось на продажу, а следовательно не хватало денег на уплату налогов и хлеба на посев, приходилось занимать, что вынуждало его платить громадные проценты, одним словом, идти по дороге разорения.