Современный детектив. Большая антология. Книга 12 - Андреас Грубер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Родственная связь?
— Именно так. Это два человека — мужчина или женщина, сказать пока невозможно — принадлежащие к одной семье. Что же до светлого волоса, то он принадлежит доктору Перрену. Я знаю, что вы предполагали это, и не ошиблись. Наконец, что касается кровавых букв… Кровь принадлежит жертве. Надеюсь, результаты будут вам полезны…
— Бесспорно, профессор. Благодарю. И буду держать вас в курсе.
Конец связи. Коэн с Беккером вопросительно уставились на комиссара. Он передал им состоявшийся разговор.
— Представляете, мать и сын, — начал Нико, намекая на статью, которую они только что нашли.
— Но она умерла, — напомнил Беккер.
— Он мог сохранить прядь волос, — не унимался Нико.
— И хранил ее, что ли, с семилетнего возраста? — не выдержал Коэн.
— Почему бы и нет? — не сдавался дивизионный комиссар, — Видали и похуже. Мальчишка, став взрослым, начинает мстить этой предавшей его матери. Он убивает ее снова и снова. Я уверен, что все эти женщины похожи на нее. Интересная брюнетка… По крайней мере, именно этот образ он хранит в своей памяти.
— Ну а ты? Ты-то каким образом связан со всей этой историей?
— Вот этого я уже не знаю, — разочарованно согласился Сирски.
— Может быть, во всем виновата твоя должность? — предположил Коэн.
— Возможно, но мне кажется, в этом есть что-то личное.
— Приехали. Все выходят, — прервал дискуссию Коэн.
Перед ними на темном небе вырисовывался фасад Патологоанатомического института. Если парижане и понимали, для чего он существует, то вряд ли могли по-настоящему представить себе, что именно там происходит. Впрочем, оно и к лучшему.
* * *
Доминик Крейс перебирала клавиши компьютерной клавиатуры. Она подсоединилась к Интернету, набрала адрес «la-bible.net», потом полный список псалмов.
— Так и есть! — воскликнула она в тишине своего крошечного кабинета.
На экране высветился седьмой псалом, четырнадцатый стих: «Приготовляет для него сосуды смерти… Вот нечестивый зачал несправедливость, был чреват злобой и родил себе ложь». Невероятно! Убийца идентифицировал себя с нечестивым в тексте. Доминик вспомнила о газетной вырезке и истории малыша, попавшего в отчаянное положение. Глагол «зачал» появился в послании убийцы не зря. Не была ли это отсылка к его матери? Матери, зачавшей нечестивого, то есть его, который, в свою очередь, порождал злобу и ложь. Нить не рвалась. Он, бесспорно, глубоко страдал от чувства вины, от того, что оказался вынужден убить собственную мать, чтобы выжить. Кто в силах забыть такую травму? Жизнь порой готовит нам странные испытания.
* * *
Кривен с бригадой все перевернули вверх дном. Они связались с комиссариатом, который тридцать лет назад занимался расследованием; теперь и те забыли про день и ночь, роясь в собственных архивах. Как только нужная папка была найдена, ее незамедлительно отправили факсом на набережную Орфевр.
— Мальчика звали Арно Бриар, семь лет, — прочел Кривен. — Его мать, Мари Бриар, умерла в возрасте двадцати шести лет. Сначала работала в баре, потом начала заниматься проституцией, чтобы прокормить сына. Родители отказались от нее, когда узнали, что она беременна неизвестно от кого. Никаких открытий, господа, все как всегда. Нам теперь нужно узнать, что стало с мальчиком. Его могли поместить в интернат в Парижском регионе. Но сведений никаких. Комиссариат перешлет фотографии.
Все в бригаде были ошеломлены, даже дезориентированы. Преступник, если это был он, мог с минуты на минуту обрести лицо и обстоятельства прошлой жизни, которые было совсем не легко вынести. Во взглядах этих людей жалость смешивалась с яростью.
— Ну давайте! — подбадривал своих людей Давид Кривен. — Пятый номер и шестой из группы! Я хочу все знать о Мари Бриар: где она родилась, где похоронена. Поищите, может быть, еще живы свидетели. А вы трое занимаетесь Арно. Что с ним стало? Где он сегодня? Если он еще жив, ведите его сюда! Если убийца он, вы мне это скажете. За работу!
* * *
Марк Вальберг неотрывно смотрел на написанное кровью послание. Ни одного жеста: воплощенное внимание и максимальная сосредоточенность. Убийца был совершенно не в себе, и состояние его ухудшалось: он терял связь с реальностью, с социальными условностями, которые еще недавно так хорошо соблюдал. Вальберг приходил к этим выводам, анализируя изменения в почерке преступника. Теперь появилось осознанное или нет желание изменить написание букв: они стали чуть округлее, точки над i походили на небольшие кружочки, и это придавало почерку некую женственность. Писал тем не менее один и тот же человек — Вальберг был в этом уверен. Впрочем, у него была теория на этот счет: пишущий неосознанно начинал подражать почерку того, кто был ему дорог, в данном случае — женщины. Графолог то и дело щелкал фотоаппаратом: он то удалялся от надписи, то подходил к ней совсем близко, фотографируя каждую букву. Оставалось только записать свои соображения и предоставить доклад дивизионному комиссару Сирски.
* * *
Нико не мог оторвать взгляда от застывшего тела, покрытого ранами и купавшегося в собственной крови. Несколько лет назад он познакомился с женщиной, которую так заинтриговала его работа, что она хотела знать каждый его шаг. Нико рассказал ей о жертвах, о преступниках, о крови и ужасе. В результате она бросила его, утверждая, что от него пахнет смертью. С тех пор Нико никогда не посвящал женщин в подробности своей работы. С Каролин все было иначе. Ему было просто необходимо говорить с нею. Он рассказывал, потому что хотел построить что-то серьезное, да и к тому же она была врачом… Может быть, она сможет понять, сможет стать частью его жизни… По крайней мере, ему так хотелось. Мобильник зазвонил в середине аутопсии. Коэн и Беккер вздрогнули, но профессор Вилар не шелохнулась — она привыкла к нелепостям подобных ситуаций. Нико отошел в сторону.
— Это профессор Шарль Кено, я вас не отрываю?
— Нет-нет… У вас что-то есть?
— Да. Я хочу уточнить. Мы только что закончили сравнительный анализ ДНК с контактных линз и пряди темных волос. Я вам сказал, что была родственная связь.
— Ну и?..
— Теперь доказано, что речь идет о матери и сыне. Митохондриальная ДНК передается только таким путем.
— Браво!
— Отчет будет у вас в течение часа.
— Спасибо, профессор. Ваши данные подтверждают наши предположения, это чрезвычайно важно.
— Всегда рад…
Нико вернулся к остальным. Недовольства
