Метрополис. Город как величайшее достижение цивилизации - Бен Уилсон

Плавательные бассейны стали важнейшими точками в городе рабочего класса, местами, которые требовалось защищать (прежним жильцам) и осаждать (новичкам). Много позже пуэрториканцы вспоминали символическую важность бассейна и собственную решимость не быть униженными. Больше всего они хотели пользоваться бассейном и быть частью социальной жизни вокруг него, как все остальные. Многие преуспели, несмотря на унижение на уличном уровне, и со временем бассейн стал в такой же степени латино, в какой он был итальянским.

Эта история – свидетельство того, что возможность окунуться во все времена была очень важна для горожан. Бассейн (или река, или пляж) не просто довесок или придаток к городу: это одно из самых любимых из всех общественных пространств и бесценный актив.

* * *

Lavari est vivere – гласит одно из римских граффити: «Мыться значит жить». Очистительное переживание теплой воды, облаков пара, мраморных полов и стен, благовонной атмосферы и роскошного ухода за собой добавляло многое к тому состоянию ментального и физического блаженства, которое римляне называли voluptas. «Бани, вино и секс разрушают наши тела, – сообщает нам одна из эпитафий, – но бани, вино и секс составляют сущность жизни»[129].

Возможно, не является совпадением то, что имперские термы появились в тот период, когда Рим стал городом миллиона душ. Спутанный кроличий силок улиц был шумным, люди и повозки заполняли его день и ночь. Дым от очагов, разведенных в харчевнях, пекарнях, литейных мастерских, и от тех топок, что нагревали бани, висел в воздухе. Тибр был загрязнен канализацией, промышленными отходами и сливаемой из бань водой. Многие бедняки жили рядом с рекой, в сырости, благоприятной для комаров; эпидемии малярии разражались каждые несколько лет. Масштабы урбанизации означали, что больше нет ручьев или речушек, доступных для городских низов.

«Как может человек писать поэмы в таком городе?» – вопрошал Гораций в I веке. Рассудок отвлекали скрипящие телеги, подъемные краны утыкались балками в небо, собаки рыскали по грудам отбросов, грязные свиньи загораживали дорогу. Форумы и перекрестки всегда были забиты людьми, вовлеченными в «яростные споры» по разным поводам, в бесконечные разговоры. Ювенал около 110 года н. э. описывал улицы Рима с «повозками, грохочущими по узким кривым улицам, и проклятиями возниц, застрявших в пробке». Не легче приходилось и пешеходам: «Я блокирован волной людей передо мной и теми людьми, что в огромном количестве пихают меня сзади. Один человек вонзает в меня локоть, другой ударяет меня шестом. Один человек задевает мою голову бревном, другой – винным кувшином. Мои ноги покрыты грязью. Громадные ступни пинают меня со всех сторон, а потом солдат наступает подкованной сандалией прямо на мои пальцы»[130].

Бо́льшая часть населения Рима теснилась в блоках многоквартирных зданий, известных как инсулы, а insula по латыни – «остров». В IV веке, когда популяция города достигла пика, количество инсул оценивалось в 46 тысяч, и это по сравнению со всего лишь 1790 домами на одну семью. Подобно многим обитателям глобальных финансовых центров сегодняшнего мира, люди платили огромные деньги за крохотное жилище. Римские инсулы – некоторые поднимались до восьми, девяти или даже десяти этажей – были известны тем, что они плохо строились, еще хуже обслуживались и часто горели. Ничего удивительного, что, согласно Ювеналу, эти здания «дрожали от малейшего порыва ветра». Если начинался пожар, то «последним сгорал тот, у кого не было над головой ничего, кроме крыши, там, где голуби несут яйца»[131].

Законы требовали, чтобы проход вокруг инсулы был шириной всего в семьдесят сантиметров, так что они были натыканы очень тесно. Мастерские и таверны занимали первый этаж, выше располагались жилища; на втором самые просторные и дорогие, но чем выше, тем меньше и дешевле (а также более опасными) становились комнаты. Бо́льшая часть комнат сдавалась, и удобств вроде туалетов или кухни предусмотрено не было. Использовались ночные горшки, а их содержимое выливалось в бочки, что стояли на лестнице первого этажа; опустошали их, само собой, не сказать чтоб часто. Питались римляне в многочисленных харчевнях, которые усеивали городские улицы[132].

Когда около миллиона потеющих людей находятся в условиях более или менее похожих на трущобы, то ничего удивительного, что жизнь в основном протекает за пределами дома: в торговых рядах, на рынках, перекрестках и общественных парках. Римский день начинался с первыми лучами солнца, когда мужчины оставляли жилища, чтобы посетить своих патронов, жест почтительности, который занимал около двух часов. Третий, четвертый и пятый часы отводились на negotia – дела, – которые заканчивались ланчем и сиестой в шестой час. Затем приходило время удовольствия, voluptas.

Марциал утверждал, что лучшее время для посещения бани – восьмой час, когда вода находится в своей «зоне Златовласки», она не слишком холодна и не слишком горяча. В этот момент, около двух дня по нашему, большие бани начинали заполняться обитателями Рима.

Роскошные бани контрастировали с реальностью повседневной жизни. Метрополис, где находится миллион человек, не может обеспечивать жителям те же возможности и социальные связи, что город меньшего размера. В термах граждане могли ощутить себя настоящими римлянами, частью единого целого, а не фрагментами толпы. Убогость частной жизни компенсировалась общественным величием.

Римское выражение theatrum mundi было переведено Шекспиром как «весь мир – театр». Бани обеспечивали главные декорации в театре городской жизни, они были частью культуры, которая поставляла удовольствия и развлечения. В I веке н. э. 93 дня в году отводились на роскошные публичные игры, к IV веку число таких дней увеличилось до 175. Целый город мог одновременно смотреть игры на многочисленных аренах во время этих частых праздников. Большой цирк, реконструированный Траяном (который тоже строил бани) имел вместимость в 150–200 тысяч, аудитория Колизея составляла более пятидесяти тысяч. Три ведущих театра имперской столицы могли вместить одновременно 50 тысяч человек.

Бани Каракаллы стали центральным компонентом нового подхода к застройке Рима. Их поставили на красивой улице, которая намеренно вела гостя города мимо наиболее впечатляющих и величественных зданий: не считая бань, это был Большой цирк, Палатинский дворец и Колизей. Отметим, для чего предназначались почти все эти строения – получение удовольствия. Гонки колесниц, скачки, гладиаторские бои, реконструкции морских сражений, звериная травля, театральные эксперименты, военные триумфы: место почти непрерывных спектаклей и развлечений, большей частью кровавых и садистических.