«Грейхаунд», или Добрый пастырь - Сесил Скотт Форестер

Однако тревоги немецкого капитана, который, истощая батареи, уворачивался от двух эсминцев, не шли в сравнение с тревогами самого Краузе. Он отогнал врага от фланга, но оголил фронт. У «Доджа» и «Джеймса» своих хлопот хватало, судя по рапортам, которые они делали в редкие свободные минуты. Рано или поздно враг отыщет слабое место в их обороне. Двумя эсминцами и двумя корветами защитить весь периметр большого конвоя от решительного, хорошо организованного противника не просто трудно, а невозможно. В следующую передышку, пока сбрасывали новую серию глубинных бомб (двадцать часов боя настолько закалили «Килинг» и Краузе, что сбрасывание глубинных бомб стало временем передышки), он выстроил в голове идеальную картину охранения: еще три корабля, чтобы защищать фронт, пока они с «Виктором» преследуют врага, два на подмогу «Джеймсу» и «Доджу» и один для прикрытия тыла; да и еще один для перехвата не помешал бы. Четыре эсминца и восемь сторожевых кораблей было бы в самый раз. А еще поддержка с воздуха; мысль о поддержке с воздуха пронеслась у Краузе в голове как ракета. Он слышал, что сейчас строят маленькие авианосцы; их самолеты оборудованы радарами, так что волчьей стае особо не развернуться. Америка, Англия и Канада спускают на воду все новые эсминцы, корветы и авианосные крейсеры – так убеждали его газеты и секретные брошюры. Надо думать, каким-то образом для них наберут команду и через год караваны будут охраняться как следует. А покуда его долг – обходиться имеющимися средствами. Каждого дело обнаружится[34].

– Право на борт. Курс ноль-семь-два, – сказал Краузе. – Джордж – Орлу. После вашей следующей атаки я пройду поперек вашего кильватера.

Он забыл сесть, однако ноги про это не забыли и при первом же шаге напомнили о себе резкой болью. Краузе рухнул на стул и вытянул их, убеждая себя, что в темной рубке никто толком не увидит, что их требовательный капитан позволил себе вольготно развалиться. Разум доказывал, что сидеть можно, даже нужно, и все равно он беспокоился, как это скажется на дисциплине и боевом духе команды.

– Кормовой впередсмотрящий докладывает, в конвое пожар, сэр, – сказал телефонист.

Краузе вскочил, не успев даже подумать, что это – кара за уступку своим слабостям. Да, пожар. И только Краузе увидел пламя, как в ночное небо взмыли ракеты; новая алая вспышка озарила надстройки одного судна, очертив черный силуэт другого. Торпеда. И, судя по интервалу между взрывами, не торпедный веер, настигающий разные суда. Нет, подлодка последовательно торпедировала одну жертву за другой.

– Локатор докладывает контакт на пеленге ноль-семь-семь, – сказал телефонист.

У них тут с «Виктором» одна подлодка; малейшая ошибка ее капитана, и ей конец. Позади гибнут в ночи люди, жертвы хладнокровной снайперской стрельбы. Надо выбирать. Сейчас он переживал самый мучительный в своей жизни миг, хуже, чем когда услышал про Эвелин. Этих людей придется бросить на смерть.

– Глубинные бомбы пошли, – сообщила рация.

Даже если оставить теперешнюю охоту, не факт, что он сможет установить контакт с подлодкой. Скорее всего, не сможет. И в ближайшее время она не опасна.

– Локатор докладывает, контакт заглушен, – сказал телефонист.

Это рвутся глубинные бомбы «Виктора».

Он мог бы спасти несколько человек. Мог бы. Но в темноте и среди сумятицы в конвое даже это маловероятно. И он бы серьезно рисковал кораблем.

– Поворачиваю вправо, – сообщил «Виктор».

– Очень хорошо.

Подлодка, причинившая столько вреда, будет безопасна по крайней мере то недолгое время, что уйдет на перезарядку торпедных аппаратов. Краузе бесила унизительная мысль, что он должен утешаться такими соображениями. Ярость бурлила в душе, слепая ярость, требующая разить без разбора. Дыхание перехватило. Он мог бы рассвирепеть, поддаться гневу, но спасли двадцать четыре года дисциплины. Он всегда держал себя в руках; этому научил его Аннаполис, а может, обожаемый отец в детстве. Краузе заставил себя мыслить холодно и научно, как всегда.

– Локатор докладывает контакт на пеленге ноль-шесть-восемь.

– Лево помалу до пеленга ноль-шесть-восемь. Джордж – Орлу. Поворачиваю влево для перехвата.

За спиной у него умирали люди, которых он обязался защитить. Но сейчас требовалось быстро и точно решать в уме тригонометрические задачи, отдавать приказы четко, передавать сведения разборчиво и угадывать движения невидимой подлодки, как делал он это со вчерашнего дня. Надо было стать машиной, которая не ведает чувств. Не подвластна усталости. Надо стать машиной, которой безразлично, что подумают о действиях Краузе в Лондоне или Вашингтоне.

– Локатор докладывает контакт на пеленге ноль-шесть-шесть, дистанция одна тысяча, – сказал телефонист. – Но похоже на «пузырь».

Если это «пузырь», то куда повернула лодка? На какой она глубине? Краузе думал над этими вопросами, покуда за его спиной в конвое гибли люди. Он отдал двухсотую кряду команду на перекладку руля.

Темнота уже не была такой непроницаемой. За бортом различались белые гребни волн, и не только на траверзе, но и впереди, у носа. Новый день подползал с востока, медленный-премедленный переход от черноты к серости: серое небо, серый горизонт, свинцово-серые волны. Вечером водворяется плач, а наутро радость[35]. Неправда. Небеса проповедуют славу Божию[36]. Эти небеса? При виде первого света Краузе вспомнились знакомые стихи, как всегда вспоминались на заре в Тихом океане и Карибском море. Сейчас он произнес их про себя с горькой иронией. Атакованный караван, заледенелые трупы на спасательных плотах, безжалостное серое небо, и эта пытка будет продолжаться, пока у него не кончатся силы ее терпеть, – она уже и теперь невыносима. Хотелось сдаться, отринуть всякую мысль о долге, о долге перед Богом. И тут он переборол искушение.

– Джордж – Орлу. Иду прежним курсом. Будьте внимательны. – Тон ровный и четкий, как всегда.

Сказал безумец в сердце своем: «нет Бога»[37]. Он сам чуть было так не сказал, хотя еще в силах расправить плечи, а ноющие ноги в силах донести его до рации.

– Контакт на пеленге ноль-шесть-семь, дистанция тысяча сто ярдов.

– Очень хорошо.

Еще одна попытка уничтожить невидимого врага. Одна? Нет, десятки, сотни попыток, если потребуется. Покуда «Килинг» шел в атаку, покуда телефонист повторял дистанции, нашлось время склонить голову. От тайных моих очисти меня[38].

– Приготовьтесь сбросить глубокую серию, мистер Понд.

– Есть, сэр.

И снова лодка ушла; команды рулевому, чтобы направить «Килинг» за ней, приказы «Виктору», чтобы отрезал ей путь. Делая добро, да не унываем[39].