Солнце для мертвых глаз - Рут Ренделл

А Джослин она сказала:

– Ответственность – вот с чем она не может справиться. Ну, то есть, к примеру, у Франсин есть свой ключ от дома – естественно, есть, как не быть, – но она им почти не пользуется. И рассчитывает, что я будут ждать в холле, чтобы открыть дверь. Я знаю, она делает это, чтобы перестраховаться, это один из аспектов ее полной зависимости от меня.

Ноэль, бездетная, получила другое объяснение:

– Вопреки распространенному мнению, независимому поведению нельзя научить, ставя перед Франсин задачи, слишком сложные для ее хрупких способностей. Нужно продвигаться микроскопическими шажками, изо дня в день, и только так можно построить здание уверенности в себе.

– Но как? – спросила Ноэль.

– Один из способов построить это здание – сначала требовать от объекта выполнения ряда мелких поручений, а затем усложнять и расширять их до тех пор, пока не будет охвачена вся зона ответственности и не выработается навык управления своей жизнью.

– Ну, тебе лучше знать, – сказала Ноэль. – На этой неделе приходит новая партия дизайнерской одежды за бесценок, так что, если тебе интересно, заглядывай в четверг.

Академический отпуск – это было то, к чему стремилась Джулия, но после того, как этот вопрос был решен, перед ней замаячила новая проблема. Пока Франсин училась в школе, она практически весь день находилась под присмотром педагогов, а по возвращении домой, пока делала домашнее задание, навещала подружек или принимала девочек у себя, за ней обеспечивалось постоянное наблюдение. Теперь же Франсин оказалась свободной, вольной, незанятой. А что, если она захочет работать? Устроиться куда-нибудь? Мысль об этом была ужасна.

– Холли нашла работу, – сказала Франсин. – Заступает с августа. Она будет работать у какой-то депутатши парламента, работа не оплачивается, поэтому ее и взяли на это место. У этой депутатши есть приемная, где она встречается с избирателями, и Холли будет там работать.

– И чем же она будет заниматься? – спросила Джулия.

Франсин призналась, что не знает.

– Мне тоже хотелось бы заняться чем-нибудь таким же.

– Нет, не надо, дорогая. Даже не думай об этом. Часами сидеть в приемной и встречаться с людьми разного сорта – эта работа не для тебя. Ты совершенно не приспособлена для такой деятельности.

– И все же я хочу найти какую-нибудь работу. Не могу же я целыми днями сидеть дома.

– А почему? – спросила Джулия. – Я-то могу.

«Потому что мне восемнадцать, – подумала Франсин, – а это значит, что, с одной стороны, я юная, а с другой, официальной – взрослая. А тебе пятьдесят. У тебя все по-другому». Она не сказала это вслух, потому что старалась избегать подобных грубостей.

– Как я сразу не сообразила, – сказала Джулия, – что у тебя голова занята не только выпускными, но и еще много чем, не говоря уже о работе.

Франсин вернулась к чтению. Она читала «Письма» Чехова, и книга ей нравилась, но на какое-то время она перестала видеть страницу. Да, у нее были планы на будущее, жаль только, что ей не позволят претворить их в жизнь. Все в школе знали о событиях, произошедших с Франсин в раннем детстве, знали, что случилось, хотя никогда не упоминали об этом. Франсин дала себе слово, что никто из тех, кого она встретит на следующем этапе своего пути, ничего об этом не узнает. Другая часть ее плана состояла в том, чтобы отдалиться, но главным образом не от отца, а от Джулии. Однако она чувствовала, что, как только закончит школу, сдаст экзамены и засядет дома, Джулия захочет проводить с ней как можно больше времени, сопровождать ее куда-нибудь, ходить вместе в музеи и библиотеки, в кино и театры, перекусывать с ней в кафе и вести долгие утомительные беседы.

Холли с готовностью дала совет:

– По закону ты уже совершеннолетняя. Ты можешь голосовать. Между прочим, ты уже два года в том возрасте, когда можно выйти замуж. Нет, я не говорю, что ты хочешь замуж.

– Естественно, я не хочу замуж, – сказала Франсин.

– А вот твоя злая мачеха хочет, чтоб ты вышла, и все это знают. Все это видят и жалеют тебя. Но тебе придется самоутвердиться. Ну, то есть достаточно будет сказать: «Я собираюсь сделать так и так, и ты не сможешь помешать мне, я все равно это сделаю». Не прийти ночевать, например. Ты взрослый человек. И можешь поступать, как тебе заблагорассудится.

– Ты говоришь: мне достаточно будет сказать, – покачала головой Франсин. – Как будто это так легко, как будто это каждому по силам.

– Каждому.

– Она не злая, между прочим. Джулия желает мне добра и считает, что так для меня будет лучше. Только то, чего она для меня хочет, не хочу я.

Тогда эта тема отошла на второй план, потому что приближались выпускные экзамены. С Джулией или без, Франсин все равно должна сидеть дома и готовиться к ним. В течение нескольких месяцев ее жизнь не будет отличаться от жизни ее подружек, для которых прекратились все вечерние развлечения. Они такие же узницы, как и она, заточенные в свои комнаты. Наконец-то Франсин стала такой же, как другие девочки.

Она не просчитывала, как это подействует на Джулию. И не пыталась представить – как она могла? – как Джулия воспримет внезапный отказ падчерицы от мягкого неповиновения, которое недавно проявила. Девушка видела только явное удовлетворение Джулии и безграничную радость, которую та получала от ее общества. Наверное, Джулия счастлива, думала Франсин, как и отец, что она с таким усердием готовится к экзаменам.

И ее мачеха действительно была счастлива, но не потому, что Франсин занималась. Она была по-своему проницательной и отлично представляла, насколько высоки умственные способности Франсин, знала, что та любит и умеет учиться, что ей нравится просто так, ради собственного интереса, обращаться к книгам. Про таких людей обычно говорят, что они не могут жить без учебы.

– Мне рассказывали, что в наши дни именно девочки более усердно готовятся к экзаменам, чем мальчики, – сказал Ричард. – Скоро в этом мире будут править женщины.

Джулия выдала одну из своих грустных улыбок. Из статной, превосходно сложенной женщины она превратилась в крупную, тяжелую тетку, крепкую и массивную. Лицо, руки и грудь стали белее, чем раньше. Считается, что с возрастом кожа истончается, но у Джулии она, кажется, только утолщалась и теряла матовость, волосы, теперь уже высветленные, приобрели более золотистый оттенок, ногти стали краснее и длиннее. Однако, несмотря на крупные габариты и многоцветие, грусть очень шла ей, и теперь она напоминала Ричарду где-то виденную статую Ниобы, которая рыдала над своими мертвыми детьми.

– Боюсь, Франсин никогда не станет своей в таком мире, – сказала Джулия.

– О, обязательно станет. – Ричард позволил себе помечтать и от этого даже порозовел. – Я вижу, как однажды она станет… станет директором женского колледжа или министром правительства, ну… в общем, уважаемым человеком.

В первое мгновение Джулия ничего не сказала, а потом: