Новая жизнь Милы - Елена Чалова

– С праздником, коллега!

Потом был еще Новый год, который Мила всегда вспоминала с удовольствием. Они с Севой выбрались в Париж. Это было время, когда они только начали зарабатывать деньги, а потому впереди было больше, чем позади, и процесс обогащения не стал настолько рутинным, чтобы перестать доставлять радость. Решив шикануть, они купили путевки на неделю в недешевый отель.

Это был их первый совместный выезд за границу, причем просто так, для развлечения. До этого Милочка и Сева, как и большинство не отягощенных излишними средствами сограждан, отдыхали на просторах нашей Родины. Желательно на югах: в Крыму или на Кавказе. Помните эти замечательные пансионаты и дома отдыха советских времен? Убогие номера с допотопной сантехникой и ветхим постельным бельем, щедро украшенным чернильными штампами? А тетеньку, которая пересчитывала наволочки и стаканы, когда постояльцы собирались съезжать… Бесконечные напряги и проблемы: с продуктами, билетами, горячей водой. Народ ехал на отдых с неизменным запасом: чай, кипятильник, сгущенка и несколько банок консервов. Но с другой стороны… Они были молоды и не знали, что бывает другая жизнь. Поэтому все набивались в один номер, из других комнат приносили стаканы и стулья. На тумбочке или хромоногом столе раскладывали закуску, кто что принес: сыр, банку шпрот, копченую колбасу… Пили дешевое вино, курили болгарские сигареты, пели под гитару – и кто скажет, что это было плохо, в того я брошу камень.

Но молодость прошла… Зато зрелость привела ее во Францию. И это было здорово. Правда, сначала они растерялись – одни, без знания языка, в огромном городе, который шумит и торопится куда-то мимо. Это заставило Севу и Милочку почувствовать свою нужность друг другу, породило какую-то новую нежность. В первый день они почти не выходили из номера, счастливые уже от осознания того, что там, за окнами, шумит Париж. А этот высокий парень в белоснежной форме, который принес им завтрак в номер, – настоящий француз, хоть и умеет объясняться на английском лучше Севы. Милочка разломила теплый душистый круассан и бросила взгляд сквозь распахнутую дверь в спальню. Вчера вечером Сева был так нежен с ней – и теперь сердце Милочки переполнялось теплым чувством. Он еще спит, а она просто тихо посидит, разглядывая номер и пребывая в сладкой нирване ожидания Парижа. Потом они рискнули выйти и отправились бродить по городу. И обнаружили, что старый город не так уж велик и вовсе не все люди спешат. Множество народу явно брело так же неторопливо, разглядывая витрины, улыбаясь знакомым и незнакомым лицам. Тогда в России почти не было уличных кафе, и было очень странно смотреть, как люди неторопливо усаживаются за столик, берут газету, чашку кофе и сидят, не спеша никуда.

Снега в тот год в Париже не случилось, но над центральными улицами были натянуты сетки с серебряными звездами. С них же свисало множество больших и маленьких зеркальных дискотечных шаров. Они кружились, и вечером свет уличных фонарей разбивался о бесчисленное количество зеркал и засыпал улицы города и прохожих нереальным снегом.

Праздники Люда провела с Наташкой и Сергеем. То есть она поехала к ним на Новый год. Предполагалось, что они будут отмечать его дома – потому как куда же девать двоих детей? Но в пять часов вечера вдруг позвонили приятели-медики и поставили всех перед фактом – все едут за город. Детей надо по-быстрому отвезти в Кунцево, там их уже пять штук, и еще двое хуже не сделают. Чья-то бабушка – дай ей Бог здоровья – согласилась героически всю эту ораву кормить. Общий контроль осуществляет мама, которая ехать на дачу с честной компанией не может по причине сломанной недавно ноги. Когда Сергей повесил трубку, все несколько секунд молчали, нерешительно переглядываясь. Потом Людмила робко сказала:

– Я тогда, наверное, к брату поеду… Ну, то есть если вы решите ехать.

– Что значит – если? Встретить Новый год в компании, без обожаемых малолетних негодяев! Такая возможность выпадает… нечасто. Так что все делаем быстро. – Сергей лихорадочно заметался по комнате: – Наташка, я пойду продукты посмотрю, может, чего докупить придется. А ты собирай детей. – Он повернулся к Людмиле.

Та в честь праздника надела миленькое платьице: полушерстяное, черного цвета, с отделанными блестящей нитью рукавами и воротом. Блеска было строго в меру, а потому платье смотрелось очень изысканно. Правда, изначально оно было пятьдесят второго размера, но Мила решила проблему, отважно постирав вещичку в машинке, – и получился как раз сорок восьмой. Сергей оглядел ее с ног, затянутых в шелковые чулки, до головы и добавил:

– И Миле дай джинсы или рейтузы какие-нибудь, а то она замерзнет.

И исчез в кухне. Наталья, облегченно выдохнув, побежала в детскую. Люда робко плелась следом, неуверенно повторяя:

– Наташ, я тогда к брату поеду. Они меня звали…

– И не думай. – Наталья рылась в глубинах гардероба, и голос ее звучал глухо. – Видала я твоего брата – зануда, каких мало. Прости, конечно… А там люди… Представляешь, Милка, нормальные пьяные люди, без детей, на празднике! Хо-хо!

Людмила оглянулась: Тема и Лиза молча собирали сумки, запихивая туда что-то очень, наверное, нужное. Мила точно разглядела пачку бенгальских огней и здоровенную хлопушку. Похоже, ребятишки тоже собирались повеселиться.

– Но мне тогда надо поехать домой и переодеться, – робко продолжала она.

– Милка, не гуди! Не успеем ведь – из нашего Марьина до твоего Сокола пока доедешь! Я тебе дам рейтузы и свитер. Ну, великовато будет… Зато макияж всегда при тебе. – Наталья ухмыльнулась, затягивая лямки на рюкзаке. Они переоделись. Люда подвернула рейтузы, зато на свитер пожаловаться не могла – Наталья выдала ей творение своей мамы: шикарный, белый, с вышитыми синими снежинками. И такие же белые носочки, тоже расшитые снежинками.

Людмила выразила искреннее восхищение:

– Какой красивый! У твоей мамы золотые руки!

– Это точно! Она обещала Сережке связать такой же, только наоборот – снежинки будут белые, а свитер синий. Класс, да? А я вот бесталанная – ни шить, ни вязать, ничего не умею. Не похожа на нее совсем.

– Неправда, дорогая, характером очень даже похожа… и такая же языкастая. – Подав реплику, муж нырнул за дверь, уворачиваясь от пущенного меткой рукой супруги валенка.

И тут Людмила вдруг вспомнила о Ларисе. Последнее время они созванивались реже, да, наверное, это естественно… Что это вообще за дружба такая – встретились на остановке две несчастные бабы. Глупо как-то… Но мысль уже засела где-то внутри и начала мучить вопросами: а как Лариса будет встречать Новый год? Ведь наверняка одна. Ну, то есть не совсем одна, с Ритуськой, конечно… Мама у нее где-то далеко живет – в Северодвинске, кажется. И она второй раз замужем (Ларисин отец сбежал и где-то шлялся несколько лет, а потом явился – и она с ним развелась). И есть два мальчика – сводные братья. Лариса, теребя рукава свитера и виновато улыбаясь, рассказывала:

– Я такая дура была… Мне все казалось, что я лишняя. Думала – я мешаю им. Хотя отчим вполне нормальный мужик, и мальчишки такие смешные – рыжие. Но это теперь я понимаю… И скучаю по ним. А тогда домой приходила только ночевать. Какие сцены матери устраивала: сейчас вспоминаю – стыдно. Замуж выскочила, чтоб уехать. Он служил там, а я… только и ждала, кто позовет. В Москве мать его меня не приняла. Квартира у Володи от бабушки – его собственная, и он меня туда прописал сразу. А то и не знаю, где бы теперь была. А после похорон свекровь меня выгнала… – Лариса опять заплакала. – Представляешь, поминки у нее накрыли, так она меня в дом не пустила…